Безграничные резонансы

Уже почти полвека остров Кипр разделен на две части, в которых одновременно независимо и в тесной повседневной связи живут разные этнические и религиозные общины. Антрополог Яннис Кристидис, победитель нашего опен-колла, посвященного границам, рассказал о своем исследовании единой акустической среды острова и звуках, которые отрицают созданные человеком барьеры.

Истоки улья

Остров Кипр находится на восточном краю Средиземноморья. Эта солнечная мультикультурная страна в основном заселена греками-киприотами и турками-киприотами, а также турецкими переселенцами, мигрантами, беженцами и другими меньшинствами. Общая площадь разделенного острова — 9250 квадратных километров, население — 800 тысяч человек. Южная часть контролируется Республикой Кипр, единственным де-юре признаннымде-юре признаннымТурция — единственная страна в мире, которая признает Турецкую Республику Северного Кипра. государством на острове, в то время как северная часть оккупирована и управляется турецко-киприотской администрацией. Такой статус закрепился в 1974 году после турецкого вторжения в северную часть Кипра — это был ответ военному перевороту на острове, срежиссированному находящейся у власти в Греции хунтой. В результате вторжения погибли от 6 до 9,5 тысячи человек, еще 250 тысяч жителей с обеих сторон были лишены собственности и вынуждены стать беженцами на собственной земле, осев на одной из двух частей острова. В северной части до сих пор живут в основном турки-киприоты и турецкие переселенцы, а греки-киприоты населяют южную часть. Конфликт, пик которого пришелся на 1974 год, к сегодняшнему дню почти сгладился: на протяжении всей его истории местные деятели искали политическое разрешение ситуации.

Греки-киприоты и турки-киприоты, живущие на острове, часто кооперируются между собой с разными целями: кто-то вместе постоянно работает, кто-то примыкает к разнообразным проектам (в том числе посвященным миротворческой деятельности). Жители же пограничных поселков и городов вроде Никосии взаимодействуют друг с другом ежедневно. Ритмы жизни в районах, где разные сообщества располагаются в географической близости, вовлекают всех их членов, похожих в социокультурном плане. Только ультраправые экстремисты и радикальные консерваторы с обеих сторон поддерживают культуру конфликта, существующую в основном на политическом или религиозном уровне.

Начиная с 1974 года центр Никосии разделяет «стена» — правда, это не бетонная, физическая структура. «Железный занавес», изначально сооруженный в 1958 году турками-киприотами и дополнительно укрепленный в 1963-м, представляет собой комбинацию разнообразных заграждений, обозначающих границу и разделяющих город и этнические сообщества, которые его населяют. Географически юг отделяется от севера пустым пространством, которое иногда называют «ничейной землей», «зеленой линиейзеленой линией«Название “Зеленая линия” возникло во время межобщинных конфликтов 1958 года в Никосии, когда местный британский чиновник прочертил на карте зеленым карандашом полосу, обозначавшую “фронт.” В конце концов она стала 220-километровым “железным занавесом,” рассекающим весь Кипр по горизонтали». (Bose S. Contested Lands: Israel-Palestine, Kashmir, Bosnia, Cyprus and Sri Lanka / S. Bose. — Cambridge: Harvard University Press, 2007. — p. 88.)» или «буферной зоной». Эта пограничная полоса, контролируемая ООН, агрессивно утверждает значимое (не)место вышеописанного конфликта — это одновременно актуальная и символическая чувствительная жила на теле острова. 

Мое этнографическое исследование проходит в центре столицы Кипра — здесь «зеленая линия» разделяет город и весь остров. Изучаемая область — старейшая часть Никосии с богатым историческим, культурным и общественным наследием. Приграничная территория определяет визуальный опыт этого места и — по необходимости — быт местных жителей. Рассеянные тупики, уличные заграждения, небольшие армейские блокпосты формируют ландшафт, который не дает людям возможности пережить общий городской опыт, ограничивает свободу их прогулок во всевозможных направлениях и порой даже не позволяет им смотреть туда, куда хочется. Единственный способ попасть на другую сторону одного района — через полицейский блокпост, размещенный в самом центре. Для меня, облаченного в одежды наблюдателя-этнографа, старый город Никосии напоминает разграниченный улей — единое мультикультурное пространство, полное динамики и взаимодействий между членами разных сообществ, которое при этом разделено визуальными преградами. Этот контекст только подчеркивает значимость звука, резонирующего с другой стороны.

Звуковой ландшафт и то, как звучат Другие

В попытке лучше понять динамику разделенного центра города, я концентрируюсь на резонансах этого места. Прогулка в качестве социального исследователя, наблюдающего художника или просто фланера и внимательное вслушивание помогают понять характеристики пространства. Я пытаюсь (как метафорически, так и в действительности) картографировать акустический образ города: его детали, повседневные ландшафты, звучание севера, юга и «буферной зоны». Для этого выхожу на звуковые прогулкизвуковые прогулкиЗвуковые прогулки были придуманы композитором Хильдегардом Вестеркампом в 1970-х годах и подразумевают блуждание нескольких человек по пространству с единственной целью ощутить его через вслушивание. Обычно участники молчат во время самой прогулки, но активно обсуждают свой опыт по ее завершении. — эта практика исходит из перспективы слухового опыта и позволяет обнаружить неочевидные нюансы места. Личные наблюдения я отразил в записях ниже — это рефлексия моего опыта прогулок на юге и на севере. Разнообразие, включающее микрозвуки, пространственные качества, природные и человеческие шумы и, конечно же, резонансы звуковых отметокзвуковых отметокЗвуковая отметка места обычно означает звук, важный для местного сообщества в культурном смысле. Для жителей гавани такими звуками могут быть сигналы отплывающих кораблей, а для лондонцев — бой Биг-Бена. (soundmarks) — все это формирует акустический образ места.

Начало записи

Начиная от Пафосских ворот, где старая и спокойная часть города встречается с новыми зданиями и шумными улицами, я ощущаю тишину, ждущую впереди. Звуки, достигающие места начала звуковой прогулки, кажутся практически неразличимыми. Так оно и есть: когда я попадаю в старый центр Никосии, шум машин превращается в далекий размытый звуковой ландшафт, в то время как новые, более детализированные и отчетливые звуки выходят на передний план. Среда отмечена гулом школы и звучанием кофейни неподалеку — там проводят время местные старики. Двое из них играют в нарды, и звуки ударяющихся о деревянную доску костей и шашек выступают из относительно тихого окружения. Я различаю шепот, звук переворачивающихся страниц газет, шум из кухни кофейни, пока иду мимо католической церкви Святого Креста. Двигаясь узкими улочками, реагируя на тихие беседы военных перед пропускными пунктами, замечая звуки шелестящих листьев и щебечущих птиц, которые смешиваются с нерегулярным гудящим присутствием работающих кондиционеров, я попадаю в переулок. Там мои уши беззащитны перед циркулирующим звуком и реверберациями, созданными высокими стенами.

У открытых парковок, через которые мне приходится идти, чтобы добраться до пропускного пункта, — другие качества, похожие на те, что бывают у тихой заброшенной местности с неблагоустроенным рельефом, где полно пыли и мелких камней. Остановившись ненадолго на южном пропускном пункте на улице Ледра, я сосредотачиваюсь на звуках прохожих, говорящих по телефону и кричащих на своих детей. Мобильные телефоны, музыка из магазинов для туристов, снующие туда-сюда люди — вот элементы звукового ландшафта в этой точке.

Когда я пересекаю «буферную зону», звучание окружения внезапно меняется. Проходя через большие белые железные двери, скрывающие заброшенные и разрушенные дома, я замечаю, что звук здесь как будто тоже чего-то лишен. Семидесяти шагов, необходимых для пересечения «ничейной земли», достаточно, чтобы почувствовать опустошенность акустической среды: звук одного города остался позади, звук другого, но того же самого ждет впереди. На пропускном пункте с турецкой стороны несколько человек терпеливо ждут своей очереди на проверку документов и пересечение границы. В звуке же на первый план выходят редкие удары печатями по паспортам и относительно бесшумные беседы полицейских и туристов.

После пересечения границы, но все еще на улице Ледра ландшафт немного меняется. «Буферная зона» не заканчивается тихой областью: в ее последнем отрезке туристам и местным как будто удается поддерживать жизнь нескольких кафе и магазинов. Здесь царит менее космополитичная, однако не менее оживленная обстановка, с которой я прощаюсь, оставив позади последний магазин с дисками. Из колонок играет музыка. Я направляюсь на запад. Звуковой ландшафт становится совсем сухим, спокойным, тихим, беззвучным — его качество меняется. Улицы узкие, такие же, как в южной части, но, может, более пыльные? Звучат человечнее? Прогуливаясь и прислушиваясь к этому пространству, можно вдруг ощутить, что ты в деревне. Через каждые три или четыре дома или магазина располагаются открытые автомастерские, в которых работают и разговаривают люди. Звуковая доминанта места определяется типографией, где постоянно шумят печатные станки. Повернув обратно на восток и оставив позади тихую мечеть Турунчлу Фетхие, я еще раз попадаю в туристическое пространство, где полно магазинов с развешанной по обеим сторонам улицы одеждой. Создается странная, тихая, но вместе с тем оживленная среда, в которой звук прогуливающихся поглощают яркие ткани.

Покинув это оживленное место, я подхожу к мечети Селимие. Ее широкий двор, в котором нашли прибежище несколько деревьев, позволяет звуку циркулировать, что придает окружающему ландшафту ощущение открытости. В нескольких метрах отсюда на площади играют дети. Крики, звуки игр и беготни — постоянные спутники этого места. В какой-то момент слышен колокольный звон из церкви в другой части города. Затем я снова оказываюсь в тихом пространстве (мимо проезжает только несколько машин) — неподалеку от места, где заканчиваются городские стены Северной Никосии. Направляясь обратно к пропускному пункту, прохожу мимо крытого рынка. Окружение здесь звучит иначе: это спокойное, закрытое пространство, в котором перемещаются покупатели и торговцы, приобретающие и продающие овощи и прочие продукты. Звуки поднимаются к верху здания и возвращаются. Здесь можно заметить туристов, идущих обратно к границе, и магазины, акустически заявляющие о своем присутствии, — звуковая жизнь этого места напоминает о торговле.

При втором пересечении границы звук печати отмечает начало моей приятной прогулки по «зеленой линии», пока я снова не оказываюсь в туристической зоне. Через нее попадаю к церкви Фанеромени — это открытое пространство, где много кафе и типичных звуков болтающих, спорящих, играющих в нарды или тихо читающих людей. Улицы становятся более узкими, машин становится меньше. Я вхожу в спокойный район, где начинают заявлять о своем присутствии птицы. Последние звуковые источники, относящиеся к религии, — мечеть Тахт-эль-Кала и следующая после нее церковь святого Кассиана, рядом с которой я завершаю звуковую прогулку. В этой спокойной среде снова появляется ассоциация с деревней. Тишину прерывает только призыв на молитву, звучащий в северной части, где я только что побывал, — и еще несколько минут он продолжает резонировать с общим ландшафтом.

Конец записи

Комбинация элементов, составляющих (акустический) образ места, постепенно раскрывается в качестве целого. Опыт согласован: звуки и жизнь южной части города не могли быть поняты без звуков и жизни севера, и наоборот. Схожие, но в то же время различные качества характеризуют пространства по обе стороны «буферной зоны». Теперь можно поставить вопрос: обозначается ли конфликт как-то в этих звуках, путешествующих поверх границ?

Об одной звуковой отметке

Чтобы выявить отношение между слуховым опытом и обсуждаемым конфликтом, нужно сосредоточиться на звуковых отметках. Они обычно обнаруживаются в местах, где религия имеет большое значение для сообществ: христиане собираются по звуку церковного колокола, а мусульманский цикл молитв обусловлен зовом муэдзина, который слышен с минарета мечети пять раз в день. Резонансы не только доминируют в звуковой среде, но и акустически воздействуют на нерелигиозных слушателей. Как это происходит? Можно ли использовать такую методологию в случае Никосии? Это место характеризуется еще одной особенностью: если в таких городах, как Бейрут или Каир, можно одновременно услышать призыв к молитве и церковные колокола, то звуковые отметки в Никосии географически разделены, но при этом сгруппированы. Резонирующие мечети — на севере, церкви — на юге. 

Их звучание не останавливают границы, и поэтому можно прислушаться к любой из резонирующих религий. Несмотря на то что на «зеленой линии» тишина и почти нет людей, граница здесь постоянно пересекается звуками с обеих сторон, что отражает свойственное культуре принципиальное неуважение к границам. Этот факт открывает пространство для дискуссии о потенциальных звуковых отметках акустического сообщества, члены которого постоянно договариваются об общих ценностях и ресурсах в политическом, религиозном, культурном и повседневном контекстах. 

После звуковой прогулки я поговорил с местными жителями и теми, кто здесь работает. Мы обсудили их район, повседневную жизнь, рутину и то, что они слышат в течение дня. Помимо повседневных звуков, местные подчеркнули значение звуковых отметок и выразили недовольство высоким уровнем шума. К моему удивлению, независимо от степени религиозности людей призыв к молитве и звук колоколов не напоминал им о «другом» (сообществе), Боге (своем или чужом), обязанности молиться, вторжении или конфликте вообще. Люди, находящиеся под воздействием этих звуков, убеждали меня в их функции повседневных регуляторов: кто-то использует призыв к молитве как будильник, кто-то ориентируется по нему, что пора забирать детей из школы. Таким же образом звон колоколов по воскресеньям — местный маркер ощущения выходных, а не общения с Богом. Большинство жителей соглашаются, что обе отметки одинаково важны для идентичности места и нежелательно, если бы они по какой-то причине перестали звучать.

Описанный выше подход показывает, что две этнические общины вместе образуют уникальное акустическое сообщество, находящееся под воздействием общей звуковой отметки. Она состоит не только из двух разных религиозных звуковых отметок, но также из микрозвуков, порождаемых ритмами повседневности этого места. Отметка гордо резонирует, насмехаясь над проведенными человеком границами, над дискриминацией и конфликтом, выраженными разнообразными сооружениями и постройками. Описанная выше ситуация составляет важную часть звукового парадокса жизненных ритмов в разделенном городе.

Становится ясно, что вписанные в ландшафт барьеры не способны ограничить трансгрессивные качества звука. Символическое значение (громких) звуковых отметок обоих сообществ становится основанием для дальнейших обсуждений, экспериментов и реапроприаций в центре города, потому как они усиливают привязанность людей к месту. По иронии судьбы резонирующие мечети (на севере) и церкви (на юге) посредством своего призыва к молитве или другого ритуального звука игнорируют воздвигнутые человеком ограждения, путешествуют поверх границ, автономно регулируя повседневный звуковой ландшафт каждого из сообществ. Менее громкие звуки тоже странствуют между пространствами поверх или через пропускной пункт — единственное место, где можно заметить человеческую (звуковую) активность. Получается, что жители оказываются постоянными слушателями безграничной звуковой среды, которая тесно связана с их повседневностью и ощущением места, а не их культовыми обязанностями или религиозными контекстами.

По результатам вышеописанного комбинированного этнографического исследования была создана композиция, для которой использовались записанные в этом месте звуковые отметки (и не только они). Композиция призвана описать безнациональную акустическую идентичность сообщества, которая образовалась благодаря резонансам, порождаемым всеми его членами. И этот звук бессознательно высмеивает границы, ограничения, формальные религиозные и политические контексты.

Перевод с английского Никиты Сафонова