Термин «Ближний Восток» не обозначает конкретного исторического или географического региона. Это скорее категория, в которую по ходу ее разработки попали элементы бывшей Османской империи. Термин, по словам художника Бади Даллула, своим происхождением обязан «неформальным разговорам между представителями британской и французской колониальных администраций, по всей вероятности, пребывавших в подпитии». Сегодня среднестатистический географ из Европы без оглядки использует понятие «Ближний Восток», особенно если находится в стороне от политических сюжетов или междисциплинарных методов. Тот факт, что Джон Каммингс и Колберт Хелд без колебаний выносятбез колебаний выносятColbert C. Held and John Thomas Cummings, Middle East Patterns: Places, Peoples, and Politics (Boulder: Westview Press, 2010).
такие страны, как Судан и Ливия, за рамки своего определения «Ближнего Востока», обусловлен подходом, в соответствии с которым геополитика оказывается чуть ли не побочным эффектом географии. В подготовленном Каммингсом и Хелдом учебнике, предназначенном для европейских студентов, Судан и Ливия исключаются из «Ближнего Востока» на основании того, что растительность в этих странах отличается от той, что характеризует прочие включаемые в этот регион территории.
Седат Лачинер, известный специалист по международным отношениям, критически относитсякритически относитсяSedat Laçiner, “Is There a Place Called ‘the Middle East?’” in The Journal of Turkish Weekly (June 2006). к термину «Ближний Восток» и выступает против его использования, причем даже в географическом ключе. С его точки зрения, когда мы имеем дело с термином «Ближний Восток», вне зависимости от того, как и по отношению к каким странам его используем, мы привносим в обсуждение геополитику. Общие географические «содержательные особенности», на основании которых можно было бы логически объединить столь разные страны в один «регион», отсутствуют. Если для Лачинера «региона под названием „Ближний Восток“ не существует», то что же это за территория, которая «видится Западу общеарабской, но на деле включает десятки различных этноязыковых сообществ»? Чтобы ответить на этот вопрос, Лачинер изучает истоки самого понятия и, что неудивительно, возводит его генеалогию к одному из служащих британской армии на рубеже ХХ века. В статье, опубликованной в лондонском журнале National Review в сентябре 1902 года, Лачинер обнаруживаетобнаруживаетIbid., что «изобретателем этого выражения был морской офицер и ученый Альфред Тайер Мэхэн (1840–1914)». Приводя еще одну цитату из этого источника, Лачинер отмечает: «Мэхэну также принадлежит теория о том, что миром будет править та сила, которая правит морями». В ту пору «Ближний Восток» понимался как «Персидский залив и прилегающие к нему территории». Из этого Лачинер делает вывод, что «Ближний Восток» рассматривался в качестве стратегического барьера, ограничивающего доступ России к Тихому океану и Индии, а сам регион был «изобретен исходя из стратегической значимости сохранения превосходства на море».
С тех пор выражение «Ближний Восток» приобрело ряд изменчивых и неясных значений из-за частого использования в разных речах и статьях. Проблема определения региона вновь оказалась на повестке дня, когда администрация президента Джорджа Буша — младшего предложила расширить определение до «Большого Ближнего ВостокаБольшого Ближнего ВостокаDona J. Stewart, “The Greater Middle East and Reform in the Bush Administration’s Ideological Imagination” in Geographical Review, vol. 95, issue 3 (2005): 400–424.», более крупного как с географической, так и политической точки зрения. Новое название охватывало все страны, якобы угрожающие американской безопасности, не говоря уже о странах, которыми США могли воспользоваться с экономической выгодой для себя. Когда речь идет о военном присутствии иностранных государств на «Ближнем Востоке», то, по словам Денниса РоссаДенниса РоссаDennis Ross, “The Middle East Predicament” in Foreign Affairs, vol. 84, issue 1 (2005): 61–74., постепенный переход от военного к гражданскому статусу этого присутствия (например, вывод американских войск) должен тщательно готовиться с учетом существующей ядерной угрозы и намерений джихадистов. Однако если говорить о блоке НАТО, то существует множество исследований, в которых политическая подоплека вывода силвывода силPatrick A. Mello, “Paths towards coalition defection: Democracies and withdrawal from the Iraq War” in European Journal of International Security, vol. 5, issue 1 (February 2020): 45–76. из региона интерпретируется по-разному. В случае с войной в Ираке, как было показано, определяющими факторами сталисталиIbid. общие экономические интересы государств с военным присутствием в стране и грядущие в них выборы. Учитывая изменчивую конфигурацию и сплетение мотивов иностранных государств, «Ближний Восток» можно определить как обширную зону, где смешиваются их экономические интересы и желание ответить на конкретные военные угрозы.
Еще один способ осмыслить понятие «Ближний Восток» — изучить, как оно обсуждается и переприсваивается местными мыслителями. В историографических исследованиях отстаиваетсяотстаиваетсяColbert C. Held and John Thomas Cummings, Middle East Patterns: Places, Peoples, and Politics (Boulder: Westview Press, 2010). позиция, что дискуссии, посвященные «арабскому миру», отходят на задний план, уступая место обсуждениям, определяющим регион как «Ближний Восток». Таким образом, этот термин начинает использоваться и признается самой арабской диаспорой. При этом не стоит путать «арабский мир» с колониальным понятием «Ближний Восток». Хотя важно в обсуждениях уделять внимание вопросам культуры и идентичности, нужно иметь в виду, что структурная несправедливость, вшитая в понятия вроде «Ближнего Востока», производится не только Западом, но и изнутри существующего только в символическом поле региона. На самом же деле это большая группа стран, каждая из которых обладает собственной историей. Именно по этой причине Хассан ХанафиХассан ХанафиHassan Hanafi, “Middle East in whose world?” in Papers from the Fourth Nordic Conference on Middle Eastern Studies (1998): 1–9., Эфраим Кахана и Мухаммад СуваедЭфраим Кахана и Мухаммад СуваедEphraim Kahana and Muhammad Suwaed, Historical Dictionary of Middle Eastern Intelligence (Lanham: Scarecrow Press, 2009). предпочитают увязывать понятие «Ближний Восток» с историей колонизации и колониальным языком.
Ханафи критикует использование любого обобщения по отношению к странам в регионе. Например, «мусульманский мир» — тоже проблематичное выражение, так как способствует умолчанию множественности религий, которая принципиально важна для каждого из этих государств. Как отмечает Ханафи, факт обращения этого обобщенного понятия внутри стран Западной Азии и Северной Африки указывает на социальный и культурный запрос описать регион с помощью термина, подчеркивающего гомогенность религиозной идентичности. Кахана и Суваед проводят исторический анализ понятия «Ближний Восток» в качестве колониального, излагая историю разведывательных операций в регионе. Явное колониальное присутствие на этих территориях обеспечивалось именно благодаря работе разведки, историю которой еще предстоит детально изучить, — это становится возможным по мере появления доступа к архивам разведывательных служб по всему миру. Работа с подобными историческими нарративами помогает нам понять политику таких стран, как Ирак, Иран и Турция. Разведывательная деятельность в колониях привела к ускорению развития многих «ближневосточных» государств, которые выстраивались и крепли благодаря контрразведке. Такого рода историческая динамика позволяет шире взглянуть на происходящее в регионе, а также очерчивает границы понятия «Ближний Восток», которые, в свою очередь, дают нам возможность использовать этот термин в более критическом и конструктивном ключе.
Подводя итоги, можно сказать, что «Ближний Восток» существует не столько как геополитически определяемый регион, сколько в качестве символической колониальной силы, которая захватывает наше мышление через представления о мире, исходящие из перспективы Запада. Однако намеренное использование этого термина, а значит, изменение его значения, то есть его переприсваивание, может также стать важнейшим инструментом критики — например, в случае североафриканских стран, которые находятся под экономическим и военным давлением НАТО. Так или иначе, мы не можем безотчетно полагаться на миф и должны критически мыслить, используя понятие, по-прежнему сохраняющее свою институциональную силу.
Перевод с английского Марины Симаковой
Hanafi, Hassan. “Middle East in whose world?” In Papers from the Fourth Nordic Conference on Middle Eastern Studies (1998): 1–9.
Held, Colbert C. and Cummings, John Thomas. Middle East Patterns: Places, Peoples, and Politics. Boulder: Westview Press, 2010.
Kahana, Ephraim and Suwaed, Muhammad. Historical Dictionary of Middle Eastern Intelligence. Lanham: Scarecrow Press, 2009.
Laçiner, Sedat. “Is There a Place Called ‘the Middle East?’” In The Journal of Turkish Weekly (June 2006).
Mello, Patrick A. “Paths towards coalition defection: Democracies and withdrawal from the Iraq War.” In European Journal of International Security, vol. 5, issue 1 (February 2020): 45–76.
Ross, Dennis. “The Middle East Predicament.” In Foreign Affairs, vol. 84, issue 1 (2005): 61–74.
Stewart, Dona J. “The Greater Middle East and Reform in the Bush Administration’s Ideological Imagination.” In Geographical Review, vol. 95, issue 3 (2005): 400–424.
Автор отказался от гонорара за свою статью.
