Ориентализм и ориентализация сегодня относятся к числу важнейших концепций постколониальных исследований. Этимологически термин «ориентализм» восходит к англо-французскому слову Orient, которое, в свою очередь, восходит к латинскому Oriens, обозначавшему в Римской империи азиатские провинции, а также Грецию, Египет, Киренаику (северо-восток современной Ливии) и Фракию и Мизию, располагавшиеся на Балканах. Как писал об Oriens известный русский востоковед Борис Тураев (1868–1920) в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, «это понятие упрочилось еще более после разделения империи, а затем и церкви; граница между этими империями и обеими церквами совпала с границей эллинизма и романизма». Таким образом, Ориент для Западной Римской империи включал в себя то, что мы сегодня называем Ближним Востоком, и частично сопоставим с тем, что считалось Ориентом уже в период формирования европейских империй Нового времени, — то есть регионом Передней Азии и Северной Африки. В новом западноевропейском воображении Греция и Балканы уже не считались Ориентом, но, как отмечал американский антрополог Майкл Херцфелд, и Западом в полном смысле этого слова тоже не стали.
В конце XVIII века, как пишет Эдвард Саид в «ОриентализмеОриентализмеКнига, написанная американским литературоведом палестинского происхождения Эдвардом Саидом и опубликованная в 1978 году, посвящена западному восприятию и интерпретации Востока.
», возникает так называемый романтический ориентализм. Мотивами Ориента вдохновляются, например, художники и композиторы: Саид приводит в пример оперу Моцарта «Похищение из сераля». Среди европейских философов и историков входит в моду изучение восточных языков, издаются и пользуются спросом переводы важных культурных текстов с арабского, персидского и санскрита. Например, большую популярность приобретает первый «научный», то есть основанный на арабских источниках и толкованиях, перевод Корана на английский, выполненный Джорджем Сейлем (1697–1736). Эти тексты постепенно становятся основой для компаративных штудий по философии, всеобщей истории, антропологии, инструментом для классификации культур и цивилизаций.
Одновременно на рубеже XVIII–XIX веков начинается европейская колонизация стран Ближнего Востока, усиливающая так называемый академический ориентализм. Завоевания сопровождаются великими научными историческими открытиями. «Наполеоновская экспедиция в Египет имела не только военный, но и ученый характер, плодом ее было открытие Розеттского камняРозеттского камняРозеттский камень — стела из гранодиорита, найденная в 1799 году в Египте возле небольшого города Розетта недалеко от Александрии. На камне выбиты идентичные тексты на трех языках: двух вариациях древнеегипетского и древнегреческом., давшего возможность найти ключ к чтению гиероглифов», — пишет Борис Тураев в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона. Постепенно в обиход вместе с понятиями Orient и oriental входит и термин orientalism, обозначающий особую специализацию на теме Востока как для людей искусства, так и для людей науки. Первые создают художественные, музыкальные, театральные произведения, вдохновленные Востоком, а вторые производят корпус знаний, формируя oриентализм как дисциплину. Если в XVIII веке Ориент служил романтическим флером, мотивом или дополнительным кейсом для философского теоретизирования или сравнительного анализа, то в XIX веке изучение Востока уже требует более детального погружения в тему. Ориентализм становится профессиональной специализацией для экспертов, интеллектуалов и ученых, часто напрямую связанных с находящимися на этих территориях колониальными институциями.
Как пишет Эдвард Саид, Восток был предоставлен европейцам как поле для широкого спектра карьерных инвестиций: «Ученый, исследователь, миссионер, торговец или солдат был на Востоке или же задумывался о нем, потому что он мог позволить себе быть там или же мог думать о нем без какого-либо сопротивления со стороны самого Востока». В результате таких инвестиций, в том числе научных и интеллектуальных, связанных с имперским наследием и наследием колониализма, возникает, по словам Саида, «новая отрасль знаний о Востоке в рамках западной гегемонии над Востоком».
После публикации монографии Саида ориентализмом стали называть именно такой господствующий европоцентричный подход к Востоку, а также его инструментализацию и объективизацию в процессе производства знаний о нем. Это было нужно в том числе и чтобы продолжать доминировать над Востоком, который в результате такого неравноправного взаимодействия с Западом, по мысли Саида, терял собственную субъектность и саморепрезентацию и становился подчиненным европейскому дискурсу о себе. С помощью литературоведческого анализа известных текстов, составляющих канон британского и французского ориентализма, Саид раскрыл именно этот аспект конструирования, или ориентализирования, Востока. Пассивность и подчиненность Ориента в процессе формирования воображения о себе выражена в известной фразе: Orient was orientalized.
Главная идея монографии Саида заключается в том, что колониальное и неоколониальное доминирование Запада над Востоком сопровождается культурной гегемонией, включающей и дискурсивные практики в академической сфере. «К концу XVIII века, — пишет Саид, — ориентализм формируется как корпоративная институция по взаимодействию с Ориентом. Это происходит путем заявлений о нем, легитимизации взглядов о нем, его описания, обучения, обустройства, управления им. Иными словами, ориентализм — западный стиль доминирования, переформатирования и власти над Ориентом». Для самого автора Ориент локализован на Ближнем Востоке. Это в основном арабский, местами персидский и турецкий Ориент, который, согласно Саиду, был и старейшей колонией Европы, и главным локусом взаимодействия Европы с «другим» миром. Европа обрела свою субъектность как нормативный западный мир благодаря существованию Ориента.
Как пишет Саид в «Ориентализме», две супердержавы — Британия и Франция — доминировали над Ориентом с конца XVIII века и были главными центрами формирования ориентализма. После Второй мировой войны уже Соединенные Штаты переняли эту эстафету. Главной задачей своей монографии Саид считает именно анализ системного ориентализма в Британской и Французской империях через производство знания об Ориенте, а также через создание собственной культуры и культурных артефактов, в которых Ориент выполняет функцию главного «другого». В то же время автор отмечает, что его книга — далеко не полная история ориентализма: есть и другие ориентализмы, которые ждут своего анализа. В качестве примеров он упоминает итальянский, голландский, швейцарский, германский — и даже ими список не исчерпывается.
Согласно Саиду, еще один важный аспект ориентализма — само по себе противопоставление Запада и Востока. Оно им определяется как существующий на Западе (от себя добавлю: и на Востоке) образ мышления, который основан на так называемом онтологическом и эпистемологическом различии между этими воображаемыми территориями и начинается чуть ли не с идеи о «зарождении» западной цивилизации в Древней Греции. Литературными примерами ориентализации Азии в древнегреческой культуре Саид называет пьесы «Персияне» Эсхила и «Вакханки» Еврипида. Если в первой опасными и враждебными «другими» представляются персы, оплакивающие у себя на родине унизительное поражение от греков в битве при Саламине, то во второй проблематичным является привнесенный из Азии культ Диониса с его истеричными последовательницами, время от времени впадающими в религиозный экстаз и теряющими рассудок.
Среди наиболее известных критиков «Ориентализма» — Айджаз Ахмад, индийский представитель марксистской школы сравнительного литературного анализа, а также британец Роберт Ирвин, написавший собственную альтернативную историю европейского ориентализма. Они отмечали, что такое «углубление» ориентализма до Древней Греции или даже до Средних веков (до «Божественной комедии» Данте) неисторично, эссенциализирует Запад и противоречит самому понятию дискурса, которое могло возникнуть только с идеологическим аппаратом современного государства. Айджаз также отмечает, что определение ориентализма как образа мышления, основанного на противопоставлении Запада и Востока, противоречит другому авторскому определению ориентализма — как дискурса, рожденного корпоративными колониальными институциями.
Скорее всего, упомянутое Саидом онтологическое и эпистемологическое различие между Западом и Востоком можно назвать универсальной проблематикой «инаковости», выявляемой в самых разных конфигурациях и геокультурных контекстах. «Другим» может оказаться и Запад (например, Дикий Запад), и Восток, и Юг, и Север, и Город, и Степь, и Остров, и Материк. Возможно, универсальный посыл «Ориентализма» как раз и заключается в объяснении механизмов того, как производятся и локализуются культурные «другие» через доминирующий дискурс. Поэтому сегодня глагол orientalize используется не только в том смысле, который Саид закладывал в выражение «ориентализировать Ориент», но и более широко — в значении «представлять кого-то “другим” с точки зрения проекта Просвещения и западной эпистемологии», а также «намеренно или нечаянно делать кого-то объектом доминирующей репрезентации». Для успешной ориентализации не обязательно находиться на условном Западе. Можно даже жить на Востоке и быть «человеком Востока», в этом и заключается, например, проблема самоориентализации.
Дополнительная литература
Тураев Б. Восток древний. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. — Спб. : Брокгауз-Ефрон, 1890–1907. — Т. VII (13). — С. 285–289.
Herzfeld, Michael. Cultural Intimacy: Social Poetics in the Nation-state. New York: Routledge, 1997.
Said, Edward. Orientalism: Western Concepts of the Orient. New York: Vintage Press, 1978.
Ahmad, Aijaz. In Theory: Nations, Classes, Literatures. London: Verso, 1992.
Irwin, Robert. For Lust of Knowing: The Orientalists and Their Enemies. London: Penguin Books, 2006.
