Тлинкитский наголовник с Аляски

Герой мстит гиганту-людоеду за смерть своих старших братьев, сжигает его тело на костре и развеивает пепел — его частицы превращаются в москитов. Поэтому их укус болезнен, ведь они — то, что осталось от того людоеда. Так происхождение комаров объясняется в рассказерассказеNora Marks Dauenhauer, Richard Dauenhauer Haa shuká, our ancestors: Tlingit oral narratives. Classics of Tlingit oral literature vol. 1. (Seattle: University of Washington Press, 1987). одного из тлинкитов — коренных жителей северо-западного побережья Америки — Роберта Зубова (Shaadaax'Shaadaax'Тлинкитское имя рассказчика Роберта Зубова, которое переводится как «на горе» или «вокруг горы».), записанном в июле 1971 года в Ангуне (Аляска). В одном из текстов, собранныхсобранныхJohn Reed Swanton, Tlingit Myths and Texts, Recorded by John R. Swanton (Washington: Govt. print. off., 1909). американским антропологом, фольклористом и лингвистом Джоном Суонтоном в 1904-м во Врангеле (тоже Аляска), мифологический демиург Ворон сжигает тело Росомахи. Кости в костре просят, чтобы их раздробили и развеяли. Став комарами, они навсегда остаются в этом мире и продолжают мучить как самого Ворона, так и всех других живых существ. Текстов об убийстве комара, который даже после смерти продолжает причинять людям неприятности, у тлинкитов довольно много. 

Образ комара часто использовалсячасто использовалсяSteven Brown. Spirits of the Water: Native Art Collected on Expeditions to Alaska and British Columbia, 1774-1910 (Seattle: University of Washington Press, 2000). при изготовлении масок и наголовников тлинкитов. Их надевали вожди во время важных процессий, сопровождающих заключение мира, и праздничных церемоний. Их задействовали в поминальных обрядах. С наголовниками танцевали во время театрализованных ритуалов, воспроизводящих мифы. Маски также могли изображать духов-помощников — не обязательно комаров, — в которых шаманы перевоплощались для проведения ритуалов. Множество верований и обрядов тлинкитов было связано с живыми существами, к их изображениям часто добавляли фантастические детали. Так, сохранились два практически идентичных наголовника с зубастыми комарами. Один находится в собрании петербургской Кунсткамеры, второй сейчас хранится в запасниках нью-йоркского Метрополитен-музея.

В Петербурге наголовник оказался благодаря экспедиции Ильи Вознесенского. В 1839 году его направили на территории русских колоний в Америке собирать зоологические и ботанические коллекции: Вознесенский был по происхождению мещанином, выучился на препаратора в Зоологическом музее, платить ему можно было немного. Конференция Академии наук решила воспользоваться случаем и заодно поручила Илье Гавриловичу пополнить коллекции Этнографического музея Кунсткамеры Петербургской академии наук, для чего составили отдельную инструкцию. 

После восьми месяцев в море 1 мая 1840 года Вознесенский прибыл на остров Ситка (сейчас официально — остров Баранова) на юго-востоке Аляски. За следующие четыре года, активно перемещаясь по побережью, он собрал сотни предметов материальной культуры коренных жителей Аляски, Камчатки и Северной Калифорнии: одежду, инструменты, оружие и орудия, целые лодки и, конечно, маски и наголовники, в том числе тот самый — с комаром. Все это описывал и отправлял в Петербург с попутными кораблями Российско-американской компании. Предметы Вознесенский покупал и выменивал, иногда получал в дар от уже находившихся на этих территориях дельцов, чиновников и миссионеров. Это выгодно отличает данную часть коллекций от тех, о которых каталог Кунсткамеры сообщает, что они могли принадлежать индейцам, чье поселение сжег первый губернатор Русской Америки Александр Андреевич Баранов. Тот самый, имя которого теперь носит Ситка.

Американский же наголовник обнаружился в самом конце 1990-х годов на небольшом аукционе в Нью-Йорке, там его довольно дешево купил частный коллекционер и ученый Ральф Т. Коу. Продавец считал работу новоделом — повтором шаманской маски с северо-западного побережья Америки. Но Коу указывал на то, что, несмотря на небольшое различие в размере и сохранности деталей (на одном наголовнике остались перья и ус морского кита, на другом — фрагмент щетинки и медные брови), когда-то эти предметы — из Кунсткамеры и купленный им — образовывали пару. На это указывают состояние объектов, износ, возраст краски, а также схожесть. Где второй наголовник был все эти годы и по какой причине Вознесенский не приобрел сразу оба, остается загадкой.