Неукротимая мода Восточной Европы

Эксцентричные, игривые и насмешливо-иронические — творцы восточноевропейской моды 80-х и 90-х были необузданы в своих мечтах. Интервью с культовым авангардным модельером из Латвии Бруно Бирманисом, взятое венгерским куратором и художником Дьюлой Мушковичем, рисует панораму этой вдохновляющей и захватывающей дух эпохи.

Это интервью — с Бруно Бирманисом, латвийским модельером и куратором «Ассамблеи неукрощенной моды». «Ассамблея», которая проводилась в Риге с 1990 по 1999 год, стала первым крупным событием в Восточной Европе, посвященным авангардной моде. Ее воплотила в жизнь компания друзей вскоре после провозглашения Латвией независимости от Советского Союза, и проект сразу начал развиваться в невероятном темпе. 

К середине 1990-х годов в «Ассамблее» свои эпатажные коллекции показало уже более 150 дизайнеров. Они приезжали туда из разных уголков мира вместе с архитекторами и художниками, занимающимися перформансом, — всех участников объединял интерес к костюму, телу и его изменчивости. Художники из социалистических республик могли без труда найти себе союзников среди коллег, приехавших с Запада. Там проводили показы –– назову только несколько имен –– Катя ФилипповаКатя ФилипповаМодельер, начавшая свою карьеру в 80-х с провокационных коллекций одежды, в которых использовалась военная атрибутика, шапки-ушанки, валенки и красные звезды. и Андрей БартеневАндрей БартеневМультидисциплинарный художник, известный экспериментальными провокационными перформансами, инсталляциями, театральными костюмами и кураторскими проектами. из России, британский художник и основатель конкурса красоты «Альтернативная мисс мира» Эндрю Логан, французский модельер Пако Рабан.

Авангардная мода отличается избыточными формами, необычными тканями, нестандартными моделями, экстравагантными костюмами, театрализованностью и особой визуальной выразительностью. Такой преимущественно постмодернистский подход к моде возник на Западе в конце 1970-х годов. С конца 1980-х, когда молодежь из стран Варшавского договора начала узнавать о мире через видеоклипы MTV, авангардная мода как попурри самых разных областей искусства вобрала в себя все самое актуальное, став в том числе и катализатором для высвобождения подавленных желаний и фантазий.

Однако значение этой эфемерности, хрупкости, экспериментальности и изобретательности было разным в зависимости от контекста. Если упрощать, то для западного общества потребления основная идея авангардных модных показов заключалась в отказе от массового производства и от принципов индустрии красоты. В то же время в странах Варшавского договора, где мода и художественное производство определялись социалистической дефицитной экономикой, нехватка определенных материалов служила большим стимулом для творческого процесса, нежели желание создать что-то оригинальное и избежать коммерциализации. «Ассамблея» стала местом встречи этих параллельных вселенных, и я уверен, что это событие было значимым для первых лет переходного периода. 

В интервью Бруно Бирманис рассказывает о том, с чего началась «Ассамблея», об андеграундной культуре 1980-х и 1990-х годов, о разделении на Восток и Запад тогда и сейчас, а также о том, зачем мафии и Раисе Горбачевой поддерживать альтернативную моду. Беседа проиллюстрирована редкими архивными фотографиями, на которых запечатлены экспериментальные модные перформансы тех лет.

ДЬЮЛА МУШКОВИч:Я узнал об «Ассамблее неукрощенной моды», работая над докторской диссертацией о венгерском модельере Тамаше Кирае (1952–2013). Много лет я изучал творчество Кирая и курировал выставки, посвященные ему. Он работал в Будапеште с конца 1970-х и до начала 2010-х годов, и хотя его наследие и остается уникальным явлением для Центрально-Восточной Европы, мне стало интересно, существует ли международный контекст, в который можно вписать его работы, за исключением тех нескольких известных западных дизайнеров, с которыми его часто сравнивали. Затем я наткнулся на книгу «Альтернативная мода до прихода глянца (1985–1995)Альтернативная мода до прихода глянца (1985–1995)Имеется в виду каталог выставки, которая прошла в Музее «Гараж» в 2011 году и кураторами которой выступили Ирина Меглинская и Михаил Бастер.», из которой узнал о полноценном «движении» в Советском Союзе, продвигающем тот же экспериментальный подход, который можно обнаружить в непокорных скульптурных платьях Кирая. Там я впервые прочел об «Ассамблее», которая, на мой взгляд, была особенным событием, поскольку собирала в одном месте художников не только из социалистических, но и из западных стран. Я хотел бы поговорить с вами о том, что подтолкнуло к основанию «Ассамблеи», как вы стали модельером, и что авангардная мода значит лично для вас. Но для начала спросить: какой была модная сцена в Риге тех времен?

БРУНО БИРМАНИС:Рижская модная сцена мало чем отличалась от любой другой в Советском Союзе. В начале 1980-х режим был еще крепок, и у дизайнеров, работающих в индустрии, было мало пространства для творчества. Во всех больших городах проводились какие-то андеграундные мероприятия, но волна, которая бы могла пошатнуть систему, ударила только во второй половине десятилетия. Мне кажется, существует три основных способа укрощения умов людей. Первый –– это религия, второй –– образование, и третий, самый мощный, –– деньги. В конце 1980-х все они перестали работать, и поэтому стал возможен такой проект, как «Ассамблея неукрощенной моды». Мне не нравится термин «авангард», который звучит так, будто речь идет о передовой тенденции или ее предвестнике. Если же мы употребляем что-то более подходящее вроде «альтернатива», мы приходим к вопросу: «Альтернатива чему?». Думаю, что «Ассамблея» предложила альтернативу не только моде, но и всей советской идеологии, которая была в то время на грани краха.

ДМ:Как началась ваша карьера модельера?

ББ:

Я закончил Рижский колледж прикладного искусства по специальности «Дизайнер ювелирных украшений», так что у меня нет образования в области моды. Но модельером работала моя первая жена, в довольно классической манере, и это подтолкнуло меня заняться чем-то новым. В то время меня окружало много интересных людей, вокруг происходило столько всего –– это были годы Перестройки –– художественная жизнь в Риге била ключом. Электронные медиа, музыка, ночная жизнь, фестиваль альтернативного кино — настоящий плавильный котел. И вот я начал сотрудничать с модельером по имени Угис Рукитис, мы работали друг с другом очень плотно и в итоге устроили масштабное представление под названием «Бал постбанальности». Это была самая настоящая театральная постановка длиной в час двадцать минут, в ходе которой мы показали более 150-ти костюмов. Мне кажется, это был один из первых альтернативных модных показов-перформансов в СССР. Мы работали над этим шоу с 1987-го по 1989-й год, а потом отправились с ним на гастроли. Так начался мой путь модельера.

ДМ:Где начался ваш гастрольный тур?

ББ:Мы выступили в Риге, а затем путешествовали по странам Балтии. Вскоре Раиса Горбачева пригласила нас в Большой зал Кремлевского Дворца в Москве. Кажется, это было в 1988-м году на презентации первого номера «Журнала мод». Среди гостей были члены официальных модных домов, но наш показ был единственным из альтернативных. Странное было время. Мы считали себя героями, праздновали победу нашего взгляда на мир. Через несколько месяцев Артемий Троицкий пригласил меня на презентацию книги «Назад в СССР» в Рим, потом в Венецию. В рамках презентации книги был организован фестиваль советского авангарда, в котором приняли участие многие художники андеграунда, в том числе Петр Мамонов и Катя Филиппова.

ДМ:Говорят, что все знакомились с русской сценой благодаря Троицкому.

ББ:Так и есть, я тоже познакомился со всеми через Троицкого и его жену Светлану Куницыну, которая тогда работала в Доме модыДоме модыОбщесоюзный дом моделей одежды был основан в 1944 году и стал центром советской модной индустрии. на Кузнецком мосту. Мы по-прежнему очень хорошие друзья. Знаете, Троицкий –– журналист, он много писал об альтернативной музыке и об андеграундной культуре в СССР. Он невероятно глубокий человек, дружил с Виктором Цоем, Полом Маккартни, Дэвидом Боуи и многими другими. Он как ракетный двигатель, и действительно, все иностранцы познакомились с московскими и ленинградскими художниками через него. Когда в 1990-м году я основал «Ассамблею неукрощенной моды», Троицкий и Светлана помогали мне с поиском художников, некоторые из которых были по-настоящему безумными.

ДМ:Как вы познакомились с Артемием и Светланой?

ББ:Я познакомился с ними на Таллиннских днях моды, году, наверное, в 88-ом. Это был крупнейший официальный показ мод в СССР, организованный для западных журналистов. Я принимал участие дважды, и оба раза получал награды. Показ стал первым событием, подтолкнувшим меня к основанию «Ассамблеи». Я не понимал, почему оригинальностью отличались только несколько из двухсот представленных коллекций, и решил провести мероприятие с фокусом на экспериментальность и изобретательность. Тридцать лет назад для подобного нужно было только иметь желание и связи. Первую «Ассамблею» я подготовил за полгода с командой из двух-трех человек. Это была авантюра, но в юности ты просто берешь и делаешь.

Люди на Западе не понимали, ради чего мы этим занимались

ДМ:Очень быстро «Ассамблея» стала грандиозным событием, которое привлекло в том числе и иностранных гостей.

ББ:В первой «Ассамблее» в 1990-м году приняли участие 24 дизайнера. Большинство модельеров приехали из бывших советских стран, было несколько гостей из Индии, Германии и Великобритании. Мероприятие состоялось 24 мая, через двадцать дней после того, как Латвия объявила о своей независимости от Советского Союза. К 1994-му году «Ассамблея» превратилась в масштабное международное событие: 21 показ, 150 дизайнеров не только из восточных стран, но также из Италии, Нидерландов, Франции и других мест. Все развивалось так быстро! Неудивительно, что «Ассамблея» привлекла внимание в том числе и западных СМИ. BBC сделала репортаж о первой «Ассамблее», часовой документальный фильм о второй. Другой документальный фильм сняли MTV, к нам приехали журналисты Sky News, CNN, из французской прессы. С самого начала «Ассамблея» очень хорошо освещалась в СМИ. Мы оказались в нужном месте в нужное время. 

ДМ:Особенно интересным мне кажется то, что «Ассамблея» стала местом встречи восточных и западных дизайнеров. Как появилась эта идея и как вам удалось наладить связь с международной сценой?

ББ:Все получилось само собой. В 90-е годы стало проще путешествовать, и фокус наших интересов сместился с Востока на Запад. В 1992-м году я переехал в Лондон, затем в Париж, познакомился с новыми людьми. Для них уникальность «Ассамблеи» заключалась в отсутствии коммерческой цели. Мы никогда не говорили о деньгах. Конечно, мы оплачивали гостям проезд и проживание, но никто не получал зарплату. Люди на Западе не понимали, ради чего мы этим занимались, тем не менее, меня поддерживали и такие крупные звезды, как Пако Рабан. Я познакомился с ним в 1993-м году после моего показа в Париже, рассказал ему об «Ассамблее», и он приехал. С другими звездами все проходило так же легко.

ДМ:Правда ли, что в «Ассамблее» принимал участие и Александр Маккуин?

ББ:На «Ассамблею» 1992-го года свои работы привезла группа студентов Королевского колледжа искусств и колледжа Сент-Мартинс, и имя Маккуина было в списке участников. Позже мы тщательно изучили архивы, и я на 99,9 % уверен, что он действительно был там. К сожалению, мы не можем спросить его лично.

ДМ:Почему ваш антикоммерческий подход казался столь привлекательным для западных дизайнеров?

ББ: Мы были бедными, но свободными, не испытывали давления рынка. По крайне мере не в той мере, как в Западной Европе, где авангардные тенденции в моде исчезли уже в начале 90-х. Мы жили в вакууме –– между старой, уже недееспособной системой, и новой, которую еще не успели наладить. Мы играли с формами и эмоциями, мы плыли по течению, вместо того, чтобы против чего-то выступать. Для меня важно, что альтернативная мода никогда не против чего-то; она про то, чтобы быть на переднем краю, чтобы бросать вызов традиционному образу мышления, чтобы провоцировать изменения и появление новых идей. Наша открытость вдохновляла и стимулировала воображение западных художников. Люди просто хотели стать частью того, что мы делали. Нашей единственной проблемой были деньги.

ДМ:Где вы их брали?

ББ:Видите ли, Латвия –– очень странная страна, художники и дизайнеры до сих пор живут здесь в бедности, проблема в менталитете. Я никогда не получал государственного финансирования. У «Ассамблеи» были частные спонсоры, деньги давали друзья, компании, мафия.

У «Ассамблеи» были частные спонсоры, деньги давали друзья, компании, мафия

ДМ:Зачем мафии поддерживать альтернативную моду?

ББ:Мода может быть очень привлекательной, и «Ассамблея» взбодрила ночную жизнь в Риге. Мы организовывали вечеринки, это было время техно и зарождения клубной культуры. Можете себе представить... Но иногда таким людям не нужны причины, чтобы начать кого-то поддерживать, они просто хотят сделать что-то хорошее.

ДМ:«Ассамблея» проходила на протяжении целого десятилетия. Почему все закончилось в 1999-м году?

ББ:Пока мы росли и развивались, рыночная экономика постепенно заменила старую систему. В какой-то момент стало все труднее найти подходящих спонсоров. Люди с деньгами начали их считать, указывать, кого приглашать и что делать. Мне это не нравилось. В 1994-м году наш главный спонсор, который на самом деле был банком, обанкротился. Это стало болезненным ударом, но мы выжили. В 1999-м году случилось то же самое, но только продолжать стало слишком трудно.

ДМ:Многие альтернативные дизайнеры, которые были популярны в те годы, перестали работать в модной индустрии примерно в то же время.

ББ:Для работы модельером необходимы материальные ресурсы, то есть нужны спонсоры. Но когда ты обращаешься за финансовой поддержкой, невероятно сложно объяснять абсолютно новые, до этого невиданные идеи. Их могут не понять, а вам не поверить из-за отсутствия опыта в том, о чем вы рассказываете. Поэтому очень много вещей и подходят к концу. Кроме того, начиная с 90-х годов мы пережили несколько экономических кризисов, уничтоживших художественную жизнь в Восточной Европе. Но, конечно, есть и истории успеха. «Ассамблея» запустила европейские карьеры нескольких художников.

Как и архитектура, мода является неотъемлемой частью окружающей среды

ДМ:Возьмем, к примеру, Андрея Бартенева, который выиграл Гран-при «Ассамблеи» в 1992-м году, представив коллекцию «Ботанический балет» с невероятными костюмами из папье-маше. Некоторые из его работ теперь находятся в коллекциях известных музеев. Когда я встретился с Бартеневым в Москве, он говорил об особенной важности контекста, в котором работает художник. Хотя его работы находятся на стыке скульптуры и моды, он сознательно поддерживает тесную связь с изобразительным искусством. К какому контексту, по вашему мнению, относится «Ассамблея», или, если сформулировать вопрос иначе, кто бы мог поддержать подобное  мероприятие сегодня?

ББ:Как и архитектура, мода является неотъемлемой частью окружающей среды. Если бы улицы были пустыми, это напоминало бы послевоенные годы; если бы все ходили голыми, город напоминал бы сумасшедший дом; а если бы все люди были одеты в военную форму, то это было бы похоже на Советский Союз. Однако сегодня H&M и другие бренды масс-маркета коверкают и это определение, и понимание моды в целом. Хотя в социальных сетях эти компании и пытаются поддерживать образ творческого подхода к моде, они выпускают более ста коллекций в год исключительно ради прибыли. Их не волнует ни будущее, ни роль моды в культуре. Поэтому я абсолютно уверен, что сегодня не стал бы искать поддержку в модной среде. Вместо этого, я, как и в 90-е годы, попытался бы найти частных спонсоров. Ведь тридцать лет назад «Ассамблея» стала чем-то особенным, и умные люди — те, кто в целом не поддерживает систему, могут поверить в вас на основании такого опыта.

ДМ:В прошлом году я собирал материал для своего исследования в Тбилиси, и там узнал об аналогичном мероприятии под названием «Ассамблея авангардной моды», которое трижды проводилось в столице Грузии в период с 1995-го по 1999-й год. Ее инициатор Гела Купрашвили рассказал, что на проект его вдохновила рижская «Ассамблея». Он узнал о ней, когда изучал дизайн одежды в Вильнюсской академии искусств.

ББ:Очень интересно. Мы наверняка встречались с Купрашвили, если он жил в Вильнюсе, но я никогда не слышал об этом мероприятии. Наверное, потому, что середина 90-х годов, как я уже говорил, была кульминационным периодом в истории «Ассамблеи», и у меня совсем не было времени на поездки.

ДМ:Существовали ли какие-то еще мероприятия, похожие на «Ассамблею»?

ББ:В разных уголках Европы, где продавалась водка Smirnoff, проводился большой конкурс Smirnoff Awards. Я бы не сказал, что это альтернативная мода, но они поддерживали андеграунд и свежие идеи. Однажды я встретился с организаторами,  которые захотели купить «Ассамблею». Я отказался. Возможно, я был молод и глуп... Когда «Ассамблея» закончилась, мои друзья продолжили делать похожие мероприятия в Литве. Сандра Страукайте, которая в том числе занимается и модой, начала организовывать в Вильнюсе фестиваль Mados infekcija («Инфекция моды»), в большей степени ориентированный на дизайн. Он до сих пор проводится каждый год.

ДМ:Что ждет альтернативную моду?

ББ:Как я уже говорил, с 90-х годов мода сильно изменилась. Альтернативная мода неразрывно связана с андеграундной культурой, однако сегодня альтернативные идеи и способы самовыражения мгновенно апроприирует мейнстрим –– трендом может стать все что угодно. Возможностей достаточно, и если у вас есть власть и деньги, вы можете воплотить любые идеи. Вы можете стать суперзвездой, потратив половину бюджета на маркетинг. Успех слишком завязан на деньгах, и я не думаю, что это правильно. Очень немногие из неукрощенных и радикально творческих людей способны избежать коммерциализации своей работы.

ДМ:Что вы думаете о постсоветской моде? Новое поколение художников и дизайнеров (выросших в 90-е) интересным образом используют (пост)советскую ностальгию на мировом рынке. С одной стороны, они капитализируют прошлое, которое не прожили сами, с другой — могут изменить перспективу в глобальном масштабе.

ББ:Они продают то, что знают, и мне кажется, это умно! Советская империя сформировала на Западе яркий образ, и эти художники продолжают с ним работать. Кстати, если посмотреть на работы, например, Вивьен Вествуд, то видно, что она построила свой бренд на традиционной британской символике. Таких дизайнеров, как Гоша Рубчинский, делает уникальными их умение показать то, с чем западный мир, считай, не знаком. Словно возвращаешься из поездки на Луну и рассказываешь людям, как там все выглядело. Луна находится очень далеко, поэтому, конечно, твоя история кажется захватывающей. Однако важно понимать, что корни нашего восточноевропейского воображения другие. Советский стиль –– один из многих стилей на Западе, но для нас, чьи родители, бабушки и дедушки жили в этой системе, он оказывается ключевым.

После своего первого показа я провел четыре часа в КГБ. На самом деле, мы как раз не должны забывать ничего из этого

ДМ:Тем не менее, это тенденция последнего времени, а предшествовали ей десятилетия культурной амнезии. По вашему мнению, что побудило сегодняшнее поколение сместить фокус с глобального контекста на местный? 

ББ:Все очень просто: им так проще. Давайте возьмем другой пример. В советские времена люди жили в коммунальных квартирах. После распада Советского Союза частная сфера стала очень важной, каждый хотел обзавестись собственным жильем. Сегодня молодые люди снова живут в коммунальных квартирах. Мне –– человеку, для которого индивидуальность фундаментально важна –– сложно понять, как четверо или пятеро человек могут жить в одной квартире. Но тут все тоже очень просто: это дешевле, а значит им так проще.

ДМ:Меня беспокоят две вещи. Во-первых, мне кажется, что Восточная Европа репрезентируется в современной моде не совсем аутентично. Во-вторых, идея «постсоветской молодежи» или «Нового Востока» (New East) основана на своего рода «оторванности от корней», которая свойственна нынешним поколениям. Я считаю, что даже если мы не до конца знаем наше прошлое, то это не значит, что наши начинания не имеют прецедентов. Альтернативная мода задавалась похожими вопросами о культурной идентичности еще тридцать лет назад. Вспоминается одна фотография с «Ассамблеи»: на рубашке Эндрю Логана –– звезда, серп и молот, покрытые блестками. Очевидная демонстрация устарелости, пустоты и этой символики, и спроса на некое «воссоединение». Как вы думаете, спустя три десятилетия разрыв между Востоком и Западом по-прежнему существует?

ББ:Я думаю, различия никуда не исчезли. Представьте себе двух странников, у одного за плечами тысячи километров, у другого –– всего несколько, но он хочет идти тем же путем, не отставая ни на шаг. Это невозможно. Мы, восточные европейцы, страдаем из-за похожего комплекса, все потому, что у нас за плечами нет непрерывного длинного пути. Тоталитарные режимы двадцатого века разрушили наши культуры, стерли отдельные части нашей истории. Оглядываясь назад, мы видим фрагменты прошлого. Сорок лет коммунизма забыть непросто. Я тоже жил в этой системе и знаю, как трудно было что-либо создать: после своего первого показа я провел четыре часа в КГБ. На самом деле, мы как раз не должны забывать ничего из этого.

ДМ:Мне кажется, «Ассамблея» — это уникальный фильтр, через который можно взглянуть на годы перехода от той реальности к нынешней. Вот почему разговор об этом проекте кажется мне таким важным. Правда, похоже, что об этом периоде говорят немного.

ББ:90-е годы –– это период, который запомнился всем, но никто не помнит ничего конкретного. Началась цифровая эра, и воспоминания, как и фотонегативы, быстро затерялись в вакууме между старыми и новыми технологиями. Информационный разрыв очень глубок, и он же, по-моему, обладает большим потенциалом.

ДМ:Я заметил, что в случае альтернативной моды этот «потенциал» чаще всего исследуют художественные галереи или музеи. То есть все больше выставок в крупных институциях обращаются к подрывному потенциалу авангардной моды, при этом в модных изданиях об этом пишут мало. Почему альтернативная мода входит в канон истории искусства, но не моды?

ББ:Может быть, вопрос в том, относится ли альтернативная мода к искусству или к моде. Я бы сказал, истина где-то посередине — или же что она относится и к тому и к другому. Альтернативная мода –– это вызов. Жан Кокто сказал, что разница между искусством и модой заключается в том, что «искусство создает уродливые вещи, которые со временем становятся все красивее. Мода же производит красивые вещи, которые со временем делаются уродливыми». В свете этих слов, которые мне очень нравятся, я думаю, что альтернативная мода ближе к искусству. Смыслы, образы и истории, которые сливаются в таких объектах, оседают надолго, а обыкновенная мода умирает через полгода после своего рождения.

Перевод с английского Карины Папп