На протяжении последних нескольких месяцев главный редактор EastEast Фуркат Палван-Заде участвовал в проекте издательской платформы e-flux, который называется Letters against Separation. Мы публикуем его послания, написанные дома во время карантина и сплетающие личную историю с историей региона, — а также фотографии, сделанные Рахимом Калыбаевым во время их прогулки по родному Ташкенту.
Дорогой друг!
Это мое первое письмо для проекта Letters against Separation («Письма против разлуки». — Прим. ред.). Меня зовут Фуркат. Так получилось, что мое имя в переводе с арабского значит «живущий в разлуке». Рад знакомству.
Меня назвали в честь узбекского поэта Закирджана Фурката. Это было не его настоящим именем, а творческим псевдонимом. Фуркат — один из последних поэтов нашей страны, писавших на староузбекском языке, его еще называют чагатайским. Я не понимаю большинство его стихотворений, хотя он умер всего лишь столетие тому назад. Он застал и в каком-то смысле спровоцировал создание современного узбекского языка — благодаря публикациям своих статей в газетах и литературных журналах. Фуркат был активным сторонником модернизации и считал, что русский язык станет для его соотечественников точкой входа в современность и даст доступ к мировой культуре и науке.
Я не совсем понимаю, почему он выбрал такой печальный псевдоним, но в каком-то смысле это послужило предзнаменованием: имя предопределило его судьбу. В 1891 году Фуркат покинул Ташкент и отправился в путешествие, из которого больше не вернулся. Самарканд — Ашхабад — Баку — Батуми — Стамбул — Мекка — Джидда — Медина — Бомбей — Сринагар — Лхаса — Яркенд. Я все еще ищу полный маршрут странствий, которые привели его в Синьцзян, провинцию в Китае, где проживают уйгуры — народ, с которым у нас общие лингвистические и культурные корни. Фуркат продолжил писать оттуда новые стихи и статьи. Считается, что он пересмотрел свои взгляды на колониальную политику Российской империи и поэтому власти не хотели, чтобы он возвращался обратно. Когда Фуркат выбирал псевдоним, он имел в виду разлуку с любимой, но имя актуализировалось в смысле разлуки с родиной. Фуркат умер в Яркенде, вдали от дома, в 1909 году.
Я сейчас в Ташкенте. Правительство объявило общенациональный карантин и ввело строгие ограничения. Нельзя пользоваться общественным и личным транспортом. На улицу можно выходить только за продуктами или в аптеку. В этой ситуации я вынужден постоянно думать о доме и своем личном пространстве. Я живу в родительском доме, который был построен, когда я уже переехал в Москву. Я нахожусь в нем безвылазно 40 дней — и постоянно думаю о своей этической позиции в отношении этого пространства. Что нужно сделать, чтобы прекратить чувствовать себя отчужденным от него? Единственное ли это место, которое я могу назвать домом?
Дорогой друг, обещаю написать тебе 10 писем. В них я, видимо, буду исследовать свои отношения со своим домом, родным городом и страной. Что такое евродом и как устроен традиционный узбекский дом? Что я могу сказать о канале Карасу и почему история Ташкента — это история воды? Возможно, я расскажу тебе об удивительном гастрономическом конвейере моей мамы. Звучит немного амбициозно, но постараюсь придерживаться этого плана.
С любовью,
Фуркат
Ташкент, Узбекистан. 26 апреля 2020 года
Дорогой друг!
Сегодня мне приснился плохой сон — что-то связанное с пандемией и здоровьем родителей. Я не знаю, есть ли такая примета в других культурах, но у нас в стране часто говорят, что плохие сны надо рассказывать не людям, а текучей воде. Видимо, считается, что она увлекает с собой негативную энергию и мрачные мысли. И исцеляет душу в каком-то смысле. Не люблю суеверия, но конкретно это мне всегда нравилось.
Я никогда раньше не осознавал, насколько много значит вода для моей культуры. Хотя это очевидная вещь. Территория Узбекистана на 75 процентов состоит из степи и пустыни. И даже в регионах с относительно умеренным климатом на западе страны летом бывает очень жарко. Здесь не выжить без коллективных действий, которые нужны, чтобы выращивать еду и поддерживать хозяйство. Знаменитые оазисы Центральной Азии — это не просто природная особенность территории, а результат общественного договора и кооперации..
Если посмотреть на карту Ташкента и на названия районов, то это становится очевидным. Многие из них названы в честь каналов, которые там протекают. Их система в Ташкенте возникла в начале нашей эры. Через весь город протекает Бозсу — основной канал бирюзового цвета с горной водой. От него отходят более мелкие арыки, они на протяжении веков служили источниками питьевой воды. И весь феодальный период в истории Ташкента тоже связан с этим. Феодалы контролировали не земли, а доступ к воде.
Один из каналов в городе называется Джангоб — в дословном переводе «ручей битвы». Название отсылает к событиям 1784 года, когда в овраге канала произошло сражение между жителями четырех частей города за обладание Ташкентом. В результате битвы правителем стал Юнусходжа и была упразднена система четырех автономных районов.
Советская модернизация города также связана с водой. Считается, что Ташкент выбрали столицей новой советской республики во многом потому, что здесь был доступ к воде — в отличие от того же Самарканда, где водных ресурсов всегда не хватало. С конца 1920-х годов в рамках плана ГОЭЛРО и вплоть до самого конца существования СССР на реке Чирчик и канале Бозсу строился очень красивый каскад электростанций — почти два десятка сооружений, питающих энергией всю Ташкентскую область и в наши дни.
Я живу в районе Карасу — в переводе «черная вода». Район также назван в честь одного из каналов города. «Википедия» сообщает, что в конце XVIII века здесь произошла битва, в результате которой Юнусходжа, недавно объявивший себя правителем Ташкента, потерпел поражение от войск Кокандского ханства и потерял власть. А в 1865 году на берегу канала было создано первое православное кладбище в городе. Там были похоронены солдаты российских войск генерала Черняева, который руководил кампанией, присоединившей Ташкент к Российской империи.
Сегодня утром я дошел до Карасу и рассказал водичке о своих снах и переживаниях по поводу здоровья родителей.
С любовью,
Фуркат
Ташкент, Узбекистан. 4 мая 2020 года
Дорогой друг!
На этой неделе в нашей стране начали смягчать карантинные правила. Теперь можно перемещаться на транспорте — по утрам и вечерам. Я пока что все еще сижу дома. Очень жду, когда разрешат передвигаться по стране. Хочу поехать в горы — на водохранилище под Ташкентом. И в Сурхандарьинскую область навестить деда — никогда не ездил к нему на могилу. Она находится на самом юге страны, почти что на границе с Афганистаном.
В новостях из Узбекистана начали появляться сообщения, не связанные с пандемией. Сначала произошла катастрофа, а потом в обществе снова начали спорить о языке и национальностях. Значит, жизнь нормализуется.
В соседнем регионе прорвало дамбу. Вода затопила несколько сот тысяч гектаров земли, десятки тысяч людей оказались без жилья. Воды было так много, что она пересекла границу и затопила поселок в соседнем Казахстане. Я никогда не осознавал, насколько развито чувство солидарности в Узбекистане. Моя мама попросила перечислить денег пострадавшим — и сделала это как что-то само собой разумеющееся. Позже из новостей я узнал, что поддержка пришла со всей страны: люди отправляли деньги, еду и одежду пострадавшим. Мама говорит, что это всегда так, но, возможно, это связано с месяцем Рамадан, когда каждый привилегированный мусульманин должен поддержать тем или иным образом нуждающихся.
Снова заспорили по поводу узбекского языка. Государство пыталось обязать чиновников вести документооборот на государственном (узбекском) языке. Нарушителей предлагалось штрафовать. Почему-то общественность выступила против. Я не совсем понял, почему так возмутились журналисты и блогеры, ведь очевидно, что это мировая практика. Чиновники в Египте не ведут рабочее общение на французском, и филиппинские бюрократы вряд ли переписываются на английском. Хотя сложно быть уверенным в чем-то с этими постколониальными практиками. Непонятно, как лучше.
Но меня больше всего порадовало использование слова «узбекистанец» — в смысле «житель Узбекистана». Его активно пытаются внедрить русскоязычные граждане страны, такая своеобразная попытка отгородиться от этнически маркированного слова «узбек» и внедрить слово, обозначающее принадлежность к нации. По этому поводу у меня тоже нет своего мнения, но если посмотреть на историю этнонима «узбек», то можно узнать, что он использовался как зонтичный термин. Где-то с XVI века так называли совокупность из 80 племен, проживавших на территории, примерно совпадавшей с современным Узбекистаном. Если посмотреть список этих племен, то там есть и арабы, и татары, и буряты, и другие племена. Как будто русские вполне могли бы быть узбеками. Я не против.
Такие дела.
Фуркат
Ташкент, Узбекистан. 10 мая 2020 года
Привет!
Я провел рекордное количество времени в родительском доме из-за пандемии. Так долго здесь не находился никогда. Родители построили его, когда я уже перебрался в Москву учиться. Кажется, это случилось в 2007 году. Помню, как приезжал в Ташкент в те годы и застал стройку. И как папа сажал деревья — ну, или руководил этим процессом. Помню совсем маленькие саженцы, которые выглядели очень сиротливо, и особо не верилось, что они когда-то вырастут такими большими. В нашем саду сейчас растет черешня, вишня, абрикос, гранат, две сосны (довольно хилые, но папа на протяжении всех этих лет говорит, что им надо дать шанс), два дуба, есть уголок с розами и даже одна грядка с зеленью. Недавно цвели фруктовые деревья, сейчас плоды уже поспели — это очень вкусно. На самом деле сад — это моя любимая часть дома, но я почему-то мало времени провожу в нем.
Если ты когда-нибудь попадешь в Старый город в Ташкенте, то обратишь внимание, что все частные дома там плотно обнесены стенами. И по сути весь Старый город — это такой лабиринт из стен. Может показаться, что узбеки — закрытые люди и проводят очень четкую границу между публичным и частным пространством, но на самом деле это не совсем так. В нашей традиции сад является неотъемлемой частью дома. И когда ты заходишь в дом, то ты как бы оказываешься в саду. Получается, что в центре дома находится не сам дом, а его двор. И жилище находится как бы вдоль сада. В условиях нашего климата вполне естественно желание проводить больше времени в тенистых садах — там можно работать, отмечать семейные праздники и принимать гостей; то есть публичные функции эта часть дома тоже выполняет.
После краха Советского Союза, когда миллионы людей оказались в новых условиях свободного рынка и получили возможность заново придумать свой быт, они включили воображение. На постсоветском пространстве известен феномен под названием «евроремонт». Это новый тип ремонта, предполагавший в 1990-х годах использование современных строительных материалов, ставших доступными на рынке, а также желание отстраниться от постылого советского быта, который для многих ассоциировался с депрессивными временами застоя. Понятно, что имитация Европы в условиях нехватки информации и профессионального образования не всегда приводила к качественным результатам.
Помимо евроремонта, в Узбекистане еще появился феномен так называемого евродома. Это примерно то же самое, но относится уже к частному жилищному строительству. Евродома для меня выглядят странными в первую очередь в сочетании с узбекской привычкой строить плотные стены вокруг участка. Если раньше в центре дома был сад, то теперь — евродом, обнесенный глухой стеной.
Я много сейчас думаю о воображаемом Западе. Мне кажется, это базовая категория для постсоветского пространства. Мы выстраиваем себя через стилизацию и симуляцию — в бытовой культуре, в искусстве, в строительстве институций, в поведении и общении с людьми. Интересно, каким будет конечный результат этого процесса? Возможно, мы создадим новую евразийскую эстетику, включив работу воображения и в восточном направлении? Или все это останется просто некачественной имитацией глобального Запада?
Я так много думаю об этом сейчас, что в какой-то момент закралась абсурдная мысль, что я сам в каком-то смысле этот евродом или евроремонт. Мне сложно оценить сейчас, какая культура мне ближе и с какой из них я себя ассоциирую. Особенно после того, как уехал из Москвы и стал больше времени проводить в Узбекистане и Грузии. Видимо, нужно принять свою гибридность и жить с ней. Возможно, вся периферия — мой дом?
С уважением,
Фуркат
Ташкент, Узбекистан. 19 мая 2020 года
Дорогой друг!
Кажется, лет пять тому назад я впервые побывал в Грузии. Это была тяжелая поездка, я плохо себя чувствовал, плюс мы путешествовали в какой-то гигантской и очень утомительной компании. Но страна мне тогда понравилась сразу. В отличие от других, более западных стран, там я почему-то не чувствовал себя чужаком. Возможно, потому что с грузинами у меня есть общие культурные коды — не только советские, но и более глубокие, например персидские. Обе страны исторически находились под влиянием Персии.
Два года назад, когда я был вынужден уехать из России и оказался в Ташкенте, я решил встретиться с друзьями в Тбилиси. Поехал туда на пару недель, но в итоге остался на два года. Первая зима, проведенная в Тбилиси, перевернула мое сознание. После 15 лет жизни в Москве я так привык к русской зиме, что она мне казалось нормальной — как данность. Слава богу, я выяснил, что это не так. Первое лето в Тбилиси было самым счастливым в моей жизни. Мне кажется, Грузия — это страна, где я обрел свой дом. Место, где я хочу провести свою старость.
Неизвестно, когда откроют границы, но первым делом я поеду в Тбилиси. Там меня ждут друзья и единомышленники. И бар, который мы открыли с друзьями. Во время карантина мои партнеры покрасили «Будку» в белый цвет. Очень хочу скорее увидеть все своими глазами.
В русской культуре есть представление о том, что у человека есть малая родина и большая. Малая родина — это место, откуда ты родом, например деревня или поселок. Большая родина — это страна, где ты актуализируешься как гражданин и реализуешь свои социальные функции. Такое чувство, что у меня все случилось наоборот. Грузия — это моя маленькая родина, удивительное пространство, где я себя чувствую как дома. А Узбекистан — страна, где во мне потенциально может проснуться гражданское чувство (его пока что нет, но я чувствую, что это неизбежно), где моя семья и корни, которые я хочу исследовать.
Это две разные страны, но обе для меня важны сейчас. Видимо, события моего будущего будут разворачиваться на этой траектории, соединяющей Ташкент и Тбилиси.
Когда-нибудь я соберу экспедицию и привезу в Грузию строительные материалы для сооружения юрты из Узбекистана. Я возьму в аренду «газель», позову троих-четверых лучших друзей, и мы отправимся строить домик кочевника в горах Грузии. Возможно, к тому времени все наладится в мире и мы сможем попасть на Кавказ через Афганистан и Иран.
Мысль об этих будущих путешествиях греет мне сердце. Скорее бы открылись границы. Скорее бы закончились бесконечные проекты, которыми приходится заниматься, чтобы обрести свой дом.
С любовью,
Фуркат
Ташкент, Узбекистан. 3 июня 2020 года
Дорогой друг!
Странным образом мысли о доме и мысли о смерти у меня всегда идут рядом. Мне всегда казалось, что я — это такое животное, которое постоянно перемещается в пространстве и ищет самое подходящее место для смерти. Наверное, это и есть дом.
Конечно, не в буквальном смысле. Я люблю повторять друзьям, что хотел бы это сделать в лесу. Желательно, конечно, умереть своей смертью: в старости уйти в хвойный лес, прилечь и тихо уснуть. Но эту логистику сложно представить. По крайней мере я бы хотел, чтобы меня похоронили в соответствии с мусульманскими правилами — в день смерти до заката солнца, но среди деревьев. Так что мой будущий дом обязательно будет находиться рядом с лесом. Мне нравится эта мысль — она меня укореняет в жизни.
Говорят, жизнь в современном городе лишила нас космической перспективы: в мегаполисах не видно звезд, мы перестали на них смотреть и соотносить себя со Вселенной. Мысль о спокойной смерти в лесу и медленном (или быстром) разложении и превращении моих останков в компост — и в конечном счете в звездную пыль — дает мне эту перспективу.
Рядом с моим домом в Ташкенте есть зороастрийское кладбище. Историки называют эти кладбища «башнями молчания» — это по сути места с сотнями керамических ваз, в которых хранили кости людей. Конкретно это кладбище обнаружили в советские времена, и там в какой-то момент вели археологические раскопки. Зороастрийцы (так же как и я) думали, что лучший способ избавиться от трупа — это отправить его в лес. Только они это делали немного из других соображений. Считалось, что и земля, и огонь являются сакральными. Соответственно, нельзя просто похоронить труп или сжечь его. Они относили тело в лес, оно там лежало в течение года, им кормились животные, после чего кости нужно было собрать и положить в керамическую вазу.
Сегодня я был на поминках своего одноклассника. Я очень давно не ходил на поминки в Узбекистане (здесь они называются фатиха, есть одноименная сура в Коране) и не мог вспомнить, как это происходит. Должен признаться, мне было неловко и страшно ехать туда, но все оказалось намного человечнее и проще, чем я думал. Тело по мусульманским обычаям хоронят в тот же день, но семья принимает близких умершего еще несколько дней. Обычно это делают только мужчины — они собираются в доме покойного, читают короткую молитву и расходятся. Считается, что чем больше людей придут почтить память и прочитают эту молитву, тем лучше для покойника.
Мой одноклассник позавчера разбился на мотоцикле. Я его не видел, наверное, лет 20, пока мы не встретились последний раз около шести месяцев тому назад. Он увлеченно рассказывал о своей страсти — коллекции мотоциклов, которой очень гордился. Он находил старые мотики и реставрировал их. Я был удивлен и рад обнаружить эту страсть. И ему было приятно, что я понял и одобряю его увлечение, очень странное для Узбекистана.
Ташкент, Узбекистан. 28 июня 2020 года
Дорогой друг!
Я тебе не писал больше месяца. Это был, пожалуй, самый странный месяц в моей жизни. Наша страна вновь объявила локдаун. После окончания первого карантина прошло немного времени, и число случаев заражения вирусом в стране резко увеличилось. В какой-то момент больницы оказались переполнены заболевшими — оттуда доносятся довольно неприятные сообщения. И было принято решение ввести второй карантин. Последний месяц я снова провел дома.
Весь этот год превратился в какую-то абсурдную подготовку к началу новой жизни. Весной я отправил документы в Sandberg Instituut — и поступил. Конкретно программа, на которую я подавался, посвящена работе с архивами. Само обучение построено на том, что ты делаешь художественный проект на основе работы с материалами той или иной культурной институции. Это идеальная программа для меня на данном этапе, так как я очень хочу заниматься историей своей страны и в целом региона. Я был очень рад, что меня взяли: это школа, за которой я очень давно следил и подход которой мне близок. Как будто прошла целая жизнь с тех пор, как я туда поступил.
Весной же я получил предложение создать новое издание, посвященное переосмыслению Востока. С тех пор тоже прошла целая вечность. Слава богу, мы не стали тянуть с запуском и открыли сайт в конце июля. Мы хотим немного сместить европоцентричный взгляд на мир и попробовать перепридумать географию современной культуры. Мне очень нравится, как мы совмещаем историю и современность. Например, у нас можно посмотреть работу коллектива Metahaven и прочитать филологическое исследование о словах,, связанных с домом. Вообще весь наш первый выпуск посвящен дому — теме, о которой я сейчас постоянно думаю и буду думать, видимо, всю оставшуюся жизнь. Это называется старость?
Все эти серьезные перемены в моей жизни происходят на фоне очередного карантина в Узбекистане. И есть такое чувство, что новая жизнь никак не наступит. Ты как Ахиллес, который никак не может догнать черепаху. На фоне то тут, то там появляется смерть. За последний месяц от коронавируса умерли трое моих соседей. Но я стараюсь не отвлекаться от работы и успокаиваю себя тем, что смерть — это социальный конструкт.
Если смерть — это всего лишь абстрактная метафора, то о рождении ребенка, наверное, сложно так сказать. Это самое конкретное и серьезное, что есть на свете. Неделю назад моя племянница родила дочь. Получается, что мой папа стал прадедом, а моя мама — прабабушкой. Во всей этой системе родства моя роль называется двоюродный дед. Звучит серьезно.
За последние несколько месяцев я одичал и сидел в основном в своей комнате и работал. Но очень много думал о западном отчуждении и восточном прагматизме. Как не замыкаться в своем отчуждении и делать простые человеческие жесты, в которых всегда есть смысл? И как вместо мыслей об абстрактной новой жизни и абстрактном доме подумать о том, что уже есть: поздравить родителей, поддержать смелую племянницу и отпраздновать настоящую новую жизнь?
Обещаю продолжить тебе писать.
Фуркат
Ташкент, Узбекистан. 17 августа 2020 года
