Предметы, представленные на выставке «Катар между морем и пустыней. Искусство и наследие» в Российском этнографическом музее, могут стать основой для очень разных повествований. Опираясь на избранные артефакты, арабистка Ольга Слепухина рассказала о жемчужном промысле Персидского залива.
В Коране жемчуг упоминается шесть раз, и все упоминания связаны с описанием райского сада и благ, ожидающих там уверовавших: жемчуг становится метафорой, подчеркивающей красоту и великолепие раявеликолепие рая Например, «Поистине, Аллах введет тех, которые уверовали и творили благое, в сады, где внизу текут реки. Разукрашены они там будут браслетами из золота и жемчугами, и одеяние их там — шелк» [22:23], «И обходят их отроки вечные, — когда увидишь их, сочтешь за рассыпанный жемчуг» [52:24].. Но для жителей нынешнего Катара и других стран Персидского залива жемчуг был не просто красивым предметом — гораздо большее значение имела его высокая стоимость.
Экономика региона долгое время опиралась на торговлю жемчугом, которая пошла на спад лишь в первой трети прошлого века из-за распространения более дешевого японского искусственного жемчуга, мировых войн и Великой депрессии. До этого же «викторианская Британия и остальная Европа видели в жемчуге осязаемый символ романтического Востока (Orient)Востока (Orient)Carter R. The History and Prehistory of Pearling in the Persian Gulf. Journal of the Economic and Social History of the Orient, 2005, № 2, P. 189.», и активный спрос из Европы, а также Индии и, позже, США обеспечивал высокие цены на жемчуг: «любой экономический подъем в Европе и Америке немедленно сопровождался соответствующим повышением стоимости жемчугажемчугаIbid.».
Позволив странам Персидского залива стать частью мирового рынка, жемчуг удивительным образом стал символом бедности и лишений. Несмотря на его высокую стоимость, оплата труда тех, кто занимался добычей, оставалась невысокой, а условия работы — тяжелыми, так как Британия и местные правящие семьи противились модернизации. В 1930 году дипломат Хью Биско писал, что Британия способствует распространению слухов о вреде и риске использования современного оборудования для погружения. Поэтому и в XX веке ныряльщики мало где прибегали к современным костюмам для погружения, а продолжали использовать самое простое оборудование и инструменты, упомянутые аль-Масуди еще в X веке. Таким образом, с одной стороны, обеспечивая спрос, Британия способствовала развитию добычи местного жемчуга, а с другой — запретами на модернизацию снижала его же конкурентоспособность.
В 50-е годы началась добыча нефти, и местное общество за короткий срок претерпело быстрые и значительные изменения во всех сферах жизни. Сегодня добыча жемчуга, совсем недавно бывшая частью повседневности, воспринимается как историческое наследие, ремесло предков, которое соединяет настоящее с прошлым.
Через литературу, фестивали традиционной культуры, музейные экспозиции и проекты по развитию туризма память о добыче жемчуга приобретает романтизированный образ. Опасности и всевозможные тяготы, сопровождавшие моряков, отправлявшихся за жемчугом, нередко описываются лишь для того, чтобы дальше подчеркнуть героический характер профессии, силу и смелость прадедов.
С одной стороны, создается образ прошлого как времени, когда общество жило скромной и честной жизнью, в гармонии с природой и друг с другом. С другой — делается акцент на тяготах, пережитых моряками, и на том, что подобные испытания больше не повторятся. Такое переплетение противоречивых нарративов в той или иной степени характерно для всех стран, использующих память о добыче жемчуга для конструирования этнокультурной идентичности. При этом некоторые аспекты нередко уходят на второй план — например, уже упомянутая зависимость от мирового рынка или то, что трудности, с которыми сталкивались ловцы жемчуга, носили не только физический характер.
Молодые люди, участвующие в реконструкциях промысловых экспедиций, подтверждают, что этот опыт помог им почувствовать связь с прошлым и глубже осознать лишения, испытанные их прадедами в море. Тем не менее вряд ли можно в полной мере воссоздать прошлое — все участники фестивальных реконструкций знают, что в конце пути они вернутся в комфортные дома, к привычной еде. Кроме того, участники фестивалей сразу становятся, например, ныряльщиками, а не проходят долгий карьерный путь, начиная работать уже в десятилетнем возрасте. Для них весь следующий год не будет зависеть от того, удастся ли команде корабля найти и выгодно продать достаточное количество жемчуга, а если не повезет с погодой, им не нужно будет думать о том, как выплатить прошлогодние долги. Ныряльщики брали в долг у капитанов, капитаны — у торговцев жемчугом, а те нередко были должны более крупным торговцам. Если сезон не удавался, и долг было нечем выплатить, он переносился на следующий год, становясь все больше.
Возможно, именно поэтому в современной памяти катарцев не подчеркивается различное экономическое и социальное положение людей, игравших разные роли в цепочке добычи и торговли жемчугом, а инструменты моряков и торговцев оказываются в одной витрине.