Ваэль Аль Авар о вернакуляре будущего

На фоне торжества глобализованной модерности в архитектуре Проекты Ваэля Аль Авара выделяются своим акцентом на местный контекст. В интервью редактору EastEast Бену Уилеру ливанский архитектор рассказал о собственных принципах проектирования, в которых ключевую роль играют климатические условия, природные явления и традиции конкретного места. 

Бен Уилер: Что для вас значит традиция? Как вы ее понимаете применительно к архитектуре и не только? Как вы работаете с традиционными типологиями?

Аль Авар: Я родился в Ливане, но до пятнадцати лет жил на Кипре. Потом я вернулся в Ливан и после университета уехал в Японию, где прожил восемь лет. С 2009 года я живу в Объединенных Арабских Эмиратах. В каждой из этих стран своя особая культура, и опыт перемещения между ними научил меня тому, что важно изучать отдельно взятые традиции в контексте.

Мне кажется, традиция есть нечто, из чего ты черпаешь определенные идеи и вещи, используешь их снова и снова. В архитектуре и в любой другой творческой сфере традиция нужна для того, чтобы учиться, чтобы трактовать ее на новый лад и адаптировать. Я считаю, что архитекторы должны свободно изучать уроки прошлого и брать из них те аспекты, которые наиболее актуальны или применимы к условиям, в которых они работают сегодня. Это особенно важно, учитывая переживаемый нами экологический кризис, вызванный быстрыми темпами развития городов в последние несколько десятилетий. Урбанистические модели, прочно вошедшие в современную жизнь, явно неустойчивы с точки зрения экологии, тогда как традиционная архитектура может указать нам на альтернативные способы строительства и жизни в конкретных местных условиях.

БУ: Вы говорили, что влияние на вас оказывают явления природы и что они вплетены в принципы проектирования, принятые в вашем бюро waiwai, — свет, ветер и так далее. Когда у вас возник интерес к этим явлениям? Может быть, вы запомнили какие-то характерные детские впечатления, которые вызвали у вас это увлечение, и не они ли привели вас в архитектуру?

AA:Это не столько личное увлечение, сколько очень прагматичная реакция на условия места и контекста. Они всегда становятся отправной точкой для проектов waiwai. Я с большим скепсисом отношусь к модернистской предпосылке об универсальном решении, которое можно применить в любом контексте, поэтому стараюсь выявлять факторы, элементы, делающие то или иное место особенным, пытаюсь соответствующим образом адаптировать свои проекты. Такие природные явления, как свет и ветер, — самые фундаментальные из них. На самом базовом уровне архитектура — это проектирование физических пространств, которые должны быть заняты людьми. Нет ничего приятнее, чем посидеть в тени дерева, когда дует легкий ветерок и свет проникает сквозь листву. В Японии это называется «комореби». Мы, архитекторы, вполне можем проектировать такие пространства. В ОАЭ у нас большую часть года светит яркое солнце и часто дуют сильные ветры. Вернакулярная архитектура в этой части Аравийского полуострова соответствует этим условиям, и я считаю, что современное проектирование получается лучше всего, когда демонстрирует именно такой подход к восприятию места.

БУ:Учитывая такой интерес к визуальному — в качестве источников вдохновения вы также приводили картину «Детские игры» Питера Брейгеля Старшего и этнографические фотографии, — влияли ли на вашу работу какие-то нематериальные элементы? Меня особенно интересуют способы изучения и концептуализации звуковых ландшафтов конкретных мест.

АА:Я бы сказал, что самые важные нематериальные факторы, влияющие на проекты waiwai, — это температура и погода. Мы всегда стараемся брать их за основу в качестве базы для встраивания проекта в уже имеющиеся на месте климатические условия. В жарком влажном климате ОАЭ, например, мы проектируем пространства, открытые для естественного освещения, но одновременно способствующие проникновению воздуха в помещения и таким образом охлаждающие их. В основе такого подхода лежат принципы вернакулярной архитектуры, опирающиеся на опыт поколений и позволяющие нам сегодня извлекать из него множество важных уроков.

БУ: Не могли бы вы рассказать нам немного о том, как возникло бюро waiwai? Как вы стали партнерами с Ямао Кадзумой?

АА:Я учился в Бейруте и уже молодым архитектором переехал в Токио, где несколько лет проработал в бюро SANAA и у Араты Исодзаки. С Ямао-саном мы познакомились в Токио и работали вместе на нескольких проектах, которые вели два этих бюро. У нас оказались схожие взгляды на проектирование, и мы сработались. В 2009-м я переехал из Токио в Дубай, где основал собственное бюро, а Ямао-сан создал свое в Токио в 2011-м. Мы оставались в контакте, и в один прекрасный момент появилась возможность вместе поработать над несколькими проектами. С тех пор мы как-то органически стали партнерами и решили провести ребрендинг наших фирм, объединив их в одну под названием waiwai. Нас изначально привлекла идея открыть офисы сразу в двух очень разных городах, а не применять традиционную модель, когда у вас одно бюро играет роль основной базы, от которой начинают отпочковываться вспомогательные офисы в тех городах, где для этого есть резон с точки зрения бизнеса.

БУ:Ваше бюро, наверное, вообще одно из немногих, у которых представительства расположены только в Дубае и Токио. Как такая географическая особенность, местные влияния, знания и эстетика влияют на ваши решения и проекты? Опирается ли каждый из ваших офисов больше на местную специфику, или вы считаете, что идеи «из Дубая» проникают в Токио и наоборот? Какова идейная основа, связывающая эти, как многие сказали бы, «несоизмеримые», «несовместимые» архитектурные пространства?

АА:Один из ключевых элементов нашей архитектурной философии — работа с учетом контекста конкретных мест. Жизнь и творчество в Дубае сильно отличаются от опыта жизни и работы в Токио, и вместо того, чтобы пытаться формировать универсальный подход, который можно было бы применять без учета контекста, мы отталкиваемся от местных условий и в теории, и на практике. Мы не пытаемся применять специфически «дубайские» подходы к проектированию в Токио и наоборот, потому что каждый контекст требует отдельного набора решений и стратегий, укорененных в нем. Объединяет наши подходы к обоим городам внимание к непосредственному контексту, и именно его — такое внимание — мы и пытаемся реализовать и «донести» во всех наших проектах. На практическом уровне наши коллеги из Дубая и Токио постоянно общаются друг с другом, благодаря чему мы остаемся единой командой, разделяющей общие подходы к работе. Из Японии в ОАЭ мы приносим передовые знания в области архитектурной детализации зданий и сооружений, а из ОАЭ в Японию — культуру работы в многонациональном коллективе.

БУ: В вашем конкурсном проекте Бейрутского музея современного искусства вы сделали акцент на японском слове «комореби» — солнечном свете, который проникает через листву дерева. Есть ли в Ливане и ОАЭ похожие экологические термины или слова в языке, которые привлекли ваше внимание или повлияли на другие ваши проекты?

АА: «Себха» — термин, который звучит во многих наших проектах и исследованиях в ОАЭ. Этим арабским словом, перекочевавшим и в английские словари, обозначают солончаки, какие можно встретить в водно-болотных ландшафтах ОАЭ. Многие думают, что природная среда в ОАЭ — это только пустыня, но в стране есть и внутренние, и прибрежные заболоченные местности, отличающиеся большим разнообразием видов растений, животных и представителей водной фауны. Помимо биоразнообразия эти местности также хорошо поглощают углерод. Строительная индустрия — один из крупнейших катализаторов климатического кризиса в глобальном масштабе, во многом из-за широкого применения портландцемента в качестве дешевого и простого в использовании строительного материала. Мы обратили внимание на себхи и водно-болотные местности и увидели в них источник вдохновения для альтернативных подходов. Дело в том, что ОАЭ сегодня занимают лидирующие позиции в сфере крупномасштабного опреснения воды, и образующийся при этом рассол часто попадает в водно-болотные угодья, что наносит ущерб морской среде обитания, уничтожает кораллы и другие виды живых организмов. Мы в бюро waiwai разработали цементный состав, в котором в качестве связующего вещества используется соль. Соль можно добывать из рассола в качестве побочного продукта опреснительных процессов. Получается экологически сознательный местный ответ на глобальный вызов. Строительство с применением соли также уходит корнями в вернакуляр. Самый известный пример — город-оазис Сива на западе Египта, построенный из соляно-грязевой смеси под названием каршиф. Результат потрясающий.

БУ:Каковы, на ваш взгляд, основные предубеждения в отношении экологически устойчивых подходов к архитектуре? Можно ли говорить о попытках «переизобрести колесо» за счет отсылок к традиционным формам архитектуры и действительно ли возникающие сейчас глобальные экологические кризисы требуют совершенно радикальных и нетрадиционных подходов?

АА:Мы можем многому научиться у традиционных архитектурных форм. Вернакулярная архитектура по определению укоренена в локальной среде и поэтому адаптирована к ее экологическим условиям. Способы обогрева и охлаждения, строительство с использованием местных материалов и экологически устойчивых методов — неотъемлемая и проверенная временем составляющая такого подхода. Однако мы не можем просто взять на вооружение вернакуляр как некое универсальное средство, которое решит все проблемы, связанные со складывающейся чрезвычайной климатической ситуацией. Вернакуляр сам по себе не в состоянии справиться с ростом населения и урбанизацией, с которой мы сегодня сталкиваемся. Что мы в состоянии сделать, так это работать с вернакулярным знанием, с материалами и технологиями, адаптированными к сегодняшним условиям и предвосхищающими потребности завтрашнего дня — условиям, которые, что очень важно, в разных местах разные. Именно это можно назвать вернакуляром будущего.

БУ:Из чего возник ваш интерес к вернакулярной архитектуре? Как вы с ней работаете и как изучаете?

АА:Если говорить откровенно, он возник из разочарования в модернизме. Очевидно, что модернистский проект в архитектуре привел нас к большим проблемам с точки зрения климата. Модернизм также увел нас от наслоений и пластов знания, которые вырабатывались веками в каждом конкретном контексте, в сторону всеохватывающих универсалистских амбиций. Ради блага наших городов, климата и планеты в целом важно найти способ вернуть мудрость, заложенную в вернакуляре. Поскольку я как архитектор работаю в Дубае, то фокусирую исследовательское внимание на вернакулярной архитектуре Ближнего Востока. Чтобы по-настоящему чему-то научиться у вернакуляра и найти способ адаптировать его к будущему, важно всегда соотносить свою работу с непосредственным контекстом. Что хорошо сработало в одной среде, совершенно не обязательно будет иметь смысл в другой.

БУ: С чего началось использование вами термина «вернакуляр будущего» и как вы его определяете с концептуальной точки зрения? Есть ли какой-то конкретный ваш проект — или проект другого архитектора — который, на ваш взгляд, можно назвать воплощением этой идеи?

АА: В принципе, термином «вернакуляр будущего» следует обозначать вернакулярную архитектуру, адаптированную к нашим современным способам строительства и жизни. Я не призываю к уменьшению масштабов и снижению темпов [жизни] сегодняшнего общества — добиться этого в любом случае невозможно. Однако я считаю принципиально важным, чтобы мы поняли, каким образом вернакуляр может привести нас к построению более экологически устойчивого и более внимательного к климату будущего. Меня очень интересует вопрос, могут ли новым вернакуляром стать промышленные отходы, образующиеся в наших городах. Мне кажется, это критически важно для будущего наших городов на всей планете. Что касается нашего бюро waiwai, проекты, разрабатываемые в рамках нашей исследовательской лаборатории Wetland Lab, призваны продемонстрировать, что решения, «производные» от вернакулярной архитектуры и вдохновленные ею, являются жизнеспособной альтернативой. Мы разработали прототип материала из цемента на соляной основе, который представили в павильоне ОАЭ на Венецианской архитектурной биеннале в 2021 году.

БУ:Важнейший из принципов проектирования вашего бюро waiwai — акцент на культурных и контекстуальных особенностях, но в том же духе вы еще упоминали о важности внимания к уникальным климатическим особенностям той или иной культуры в том или ином географическом регионе. В нынешнюю эпоху климатических изменений учитываете ли вы фактор долговечности ваших проектов и сроков эксплуатации построенных зданий в условиях меняющегося климата? Что можно предпринять, чтобы адаптировать ту или иную постройку к изменениям климатической, политической или культурной среды?

АА:Во многих наших проектах предусмотрено использование некоторых принципов сохранения культурного наследия или реконструкции с адаптацией под новые цели. Благодаря этому мы можем продлевать срок жизни зданий или реконструировать их под современные нужды. Я считаю такую работу принципиально важной для современной архитектурной практики. Нам не следует думать только о новом строительстве, иногда лучше изучать уже сформировавшуюся застройку и разрабатывать проекты, способные вдохнуть новую жизнь в существующие здания. С точки зрения проектирования это сложная и интересная задача, а с точки зрения экологии это еще и выбор в пользу ответственных подходов. Конечно, невозможно предсказать, что будет с нашими городами, но можно принимать решения, которые будут способствовать построению более экологически устойчивого будущего. Как профессионалы, играющие ключевую роль в формировании среды обитания человека, мы несем ответственность за то, чтобы думать именно в этом направлении.

Перевод с английского Максима Шера.