Гробы из Ганы, Центр Помпиду и кока-кола

В 1957 году ганский плотник Сет Кане Квей получил заказ на изготовление церемониального паланкинапаланкинаСредство передвижения в виде укрепленного на длинных шестах кресла или ложа, переносимого носильщиками. в виде стручка какао для одного из местных вождей. К несчастью, вождь скоропостижно скончался, паланкин переделали в гроб — в нем и похоронили. Когда же вскоре умерла бабушка плотника, тот вспомнил о ее любви к пролетавшим над головой самолетам и изготовил гроб в виде воздушного судна. После этих похорон на Кане Квея посыпались заказы — именно так описано появление первых фантазийных гробов (fantasy coffins) на сайте его столярной мастерской, которая работает по сей день под управлением Эрика Аджетея Ананга, внука Кане Квея. 

Эту же историю воспроизводили до недавнего времени и западные авторы, пока антрополог Регула Чуми не указала на ее недостоверность. Согласно ее исследованию, вождей народа га издавна хоронили в гробах, повторяющих форму их церемониальных паланкинов, которые, в свою очередь, изготавливались в виде родовых символов. Дело в том, что инициации и похороны вождей дополняли друг друга. Соответственно, плотники мастерили то, что потом назовут fantasy coffins, и до Кане Квея. 

Чуми нашла уже отошедшего от дел мастера Атаа Око Аддо, попросила его нарисовать по памяти какую-нибудь столярную работу прошлого и перезапустила таким образом его карьеру в новом качестве — теперь уже как художника. Исследовательница делает вывод, что если Атаа Око Аддо мастерил паланкины и гробы для вождей в 1940-е, значит, Кане Квей не был изобретателем новой формы, а оказался одним из тех, кто демократизировал ее: то, что было частью ритуала элит, пошло в массы. 

Теперь гробы могут быть совершенно разными. Владелец таксопарка или хотя бы одного такси может быть похоронен в гробу в форме автомобиля, обувщик — в гигантском кроссовке, рыбак — в рыбе или лодке. Можно гадать, кому предназначался гроб в виде мобильного телефона, а кому — в форме бутылки популярной газировки. Считается, что форма гроба или говорит о том, чем был славен усопший, или отражает черты его характера: гроб-лев или гроб-орел, вероятно, не нуждаются в особой расшифровке.

К 1970-м фантазийные гробы не только набрали популярность в соседствующих со столицей Аккрой городах Теши, Нунгуа, Лабади, где стали частью современной погребальной культуры народа га, но и попали в поле зрения западных коллекционеров. А в 1989-м работы Кане Квея и его племянника и бывшего подмастерья Паа Джо оказались на выставке «Маги Земли» (Magiciens de la Terre) в Центре Помпиду и Гранд-аль в парке Ла-Виллет. Ее куратор Жан-Юбер Мартен собрал работы пятидесяти африканских и пятидесяти западных художников, и с тех пор фантазийные гробы стали частью африканского арт-экспорта: их заказывают частные коллекционеры, музеи и выставочные пространства. 

Причем, как отмечает исследовательница Роберта Бонетти, западное восприятие и международный музейный контекст влияют на производителей. Во-первых, гробы из утилитарных ритуальных объектов превращаются в арт-объекты, а их авторы, соответственно, из ремесленников — в художников (что попутно порождает искусствоведческую полемику). Во-вторых, взгляд с Запада выбирает то, что представляется ему наиболее диковинным, ярким, — и это не гробы в форме львов и какао-бобов, а те, что воспроизводят продукцию международных брендов: от Nike и Nokia до Coca-Cola. На внутреннем рынке спрос на гробы-телефоны все-таки уступает спросу на животно-растительный мир родовых и индивидуальных символов. 

Самые успешные мастерские ищут выгоду в росте международной узнаваемости. И не только за счет заказов галерей и музеев. Уже упомянутый Эрик Аджетей Ананг последовательно превращает имя своего деда Кане Квея в бренд. Сайт мастерской и статья в «Википедии» привели к нему поток туристов. Мастерская перестала быть лишь местом оказания ритуальных услуг и производства арт-объектов и постепенно превращается в выставочное пространство.

Кульминационная точка в сложном сплетении ритуала, ремесла, искусства и рынка — полутораминутный ролик с Эриком Аджетеем Анангом в главной роли. Рассказ про мастерскую Кане Квея и фантазийные гробы оборачивается в нем рекламной кампанией напитка, производимого испанским подразделением Coca-Cola. Рекламное агентство копнуло достаточно глубоко для того, чтобы выстроить концепцию вокруг ганского названия фантазийных гробов — abebuu adekai, что переводится как «хранилище притч». Мастерская Кане Квея изготовила два гроба в форме банки этого напитка, в один из которых в рамках кампании «собирали мечты» испанских покупателей. Круг замкнулся: воспроизводство брендов приманило бренд, экзотизация и коммодификация осуществились на метауровне, «хранилище притч» обернулось сундучком со сказками.