Дом на небесах

Дзюн Китадзава — художник из Токио, живущий в индонезийском городе Джокьякарта. Его проекты основаны на работе с разными сообществами и посвящены созданию пространств, которые бы не были «ни частными, ни публичными». Цель — привнести легкость в обстоятельства, которые порой кажутся критическими, и исследовать возможности повседневности и различные способы обустройства дома. Дзюн рассказал EastEast о своей деятельности в Японии и Индонезии, а также о том, чему его научили родные места.

Я родом из Японии, но сейчас живу в Индонезии. Я работал с сельскими и городскими жителями по всей Японии около десяти лет, так как все мои начинания основаны на сотрудничестве с другими людьми. Но со временем некоторые из проектов подошли к логическому завершению. К примеру, тот, что был создан вместе с теми, кто жил в районе аварии на «Фукусима-дайити» — примерно в 50–60 километрах от АЭС. Больше, чем от аварии на ядерном реакторе, район пострадал от цунами — множество деревень сгинуло под волнами. С жителями одной из них я и работал. Четыре года спустя они покинули временное жилье и получили новые дома, проект закончился. Они изменились, и я как художник тоже искал перемен.

После переезда в Джакарту я испытал настоящий культурный шок. Я родился в Токио, и причины, по которым я стал художником, связаны с моей жизнью в этом городе. Когда я был старшеклассником, общение с другими людьми всегда меня смущало. Будучи подростком, во время бесед я всегда думал: почему я говорю именно об этом? Почему я знаю то, что знаю? Высказываясь, я всегда осознаю то, что выражаю. И это стало основанием моего художественного мышления. Однако мне по-прежнему интересно, откуда взялся мой способ самовыражения. Почему я могу выражаться так или иначе, почему я способен использовать язык, на котором общаюсь, что за идентичность стоит за моим высказыванием? Все эти вопросы для меня важны. Становление художником было моим ответом на них. Я всегда творил в повседневной жизни. Когда родители отправили меня в школу, я отыгрывал ученика — в обществе мы всегда отыгрываем те или иные роли.

И эта сконструированная повседневность в Токио повсеместна. Вам не придется ждать поезда дольше трех минут, если нужно куда-то ехать. В Токио все много работают, и там невозможно самим создавать правила — наши жизни уже кем-то выстроены. C помощью своих художественных работ я хотел создать альтернативную повседневность. В таких проектах, как Living Room и Sun Self Hotel, я использовал названия обычных мест для создания вымышленных пространств. Но десять лет спустя долгосрочный проект по созданию альтернативной повседневности в Фукусиме — как и Living Room, и Sun Self Hotel — был закончен. Всем нужно меняться, и мне захотелось пожить той жизнью, которой я еще не знал. Поэтому я переехал в Индонезию.

Living Room — один из моих образцовых долгосрочных проектов, посвященный текущей общественной ситуации в Японии. Проекты появляются не просто по моей инициативе — я всегда присоединяюсь к сообществам, для которых их создаю. Living Room был связан с преобразованием пространства: я превратил пустующий магазин в публичное место. Многие магазины закрываются, поскольку за последние двадцать или тридцать лет в пригородах появилось множество торговых центров — никто уже не ходит за покупками рядом с домом. Да и число населения Японии падает…

Мои проекты зачастую связаны с идеей дома. У дома много смыслов. Жилое здание — лишь один из них; дом также обозначает некое чувство, а не просто место. Многие участники моих проектов не имеют дома. К примеру, это люди, которые потеряли свои жилища после цунами. Но и в городах ситуация та же — у многих людей, участвующих в проекте Living Room, тоже нет собственного дома. В районе, где я создал такую «гостиную», у одного из местных жителей с ментальным расстройством его не было. Некоторые люди нигде не могут почувствовать себя дома, но они присоединяются к моим проектам ради этого ощущения. Вот что связывает все мои начинания.

В Джакарте общество выстроено не так строго, как в Японии. Нельзя сказать, что я выбрал Индонезию по какой-то конкретной причине — все дело в первом впечатлении. Я не знал, чего ждать, но, оглядываясь назад, могу объяснить, что чувствовал в то время. Здесь не было никакой заранее выстроенной повседневности — с моей точки зрения, разумеется, а не с точки зрения населения Джакарты. Но я видел, как живущие в Джакарте люди сами создают повседневность: они строят жилища из материалов, найденных на улицах… Их можно было бы назвать трущобами, но в то же время это произведения искусства. Я понял, почему инициировал художественные проекты в Японии: я хотел вторгнуться в заранее выстроенные паттерны, но ничего подобного в Индонезии не обнаружил. И вот, столкнувшись с радикально отличающейся обыденностью, мне кажется, я смог обновить себя, приобрести новую точку зрения — двойной локальности. В Токио я хотел создавать проекты, потому что не мог иначе, но в их создании также участвовало само общество. Сами художники создавались обществом. Когда меня спрашивают о двойной локальности, о двойном здравом смысле, я могу оттолкнуться от местных правил — как в Токио, так и в Джакарте. Теперь я ищу сходства и различия двух сообществ. Уже два или три года работаю с индонезийцами и другими иммигрантами, живущими в Японии. В Токио живет множество людей из других стран, но местные их не видят, потому что японское общество весьма закрыто и сосредоточено на себе.

Проектом Neighbour’s Land я занимался в 2018 году, уже после того, как переехал в Индонезию. Он был выставлен в Yokohama Creativecity Center. Иокогама одной из первых открыла двери для иностранцев. Американский флот впервые вошел в Японию через ее гавань. У города долгая история связей с другими странами — как в хорошем, так и в плохом смысле. Поэтому здесь живет множество людей со всего мира: из Америки, Филиппин, Индонезии, Европы. Я предложил им присоединиться к моему проекту и создать вымышленную местность, вымышленную страну в выставочном пространстве.

По-моему, индонезийское общество предлагает массу возможностей, здесь столько мест для встреч. Многие местные жители не могут полагаться на правительство: те, кто живет в трущобах, или люди с ограниченными возможностями. Но соседская атмосфера их поддерживает. То, что я создавал в Японии в качестве художественных проектов, уже существует в сообществах Индонезии. Здесь намного более инклюзивное общество. Если оно не развалится, то ему удастся сохранить присущую ему дисциплину и места для встреч. Причина, по которой я хочу продолжать делать проекты в Индонезии, — в том, что многие из их участников не знают, что у них есть. Мне кажется, важно замечать здешнюю красоту, и у меня все еще есть желание показывать ее другим.

Один из моих главных проектов в Джакарте также связан с понятием дома: он называется The Ideal Home Contest. Вследствие особенностей городского развития в Джакарте множество районов, похожих на маленькие деревни в черте города. На индонезийском языке их называют кампонгами — это типичное явление в городах Юго-Восточной Азии, которое, однако, уничтожается градостроительными процессами, инициированными государством. В 2016 году я встретился с жителями кампонга Акуариум — меня пригласили туда друзья. Когда Индонезия была оккупирована Нидерландами, голландские компании построили в северной Джакарте множество зданий, одно из которых впоследствии дало название кампонгу. Позднее Индонезию оккупировала Япония, а после обретения Индонезией независимости в 1945 году многие сельские жители стали активно переселяться в Джакарту и занимать освободившиеся территории.

В апреле 2016 года жителей Акуариума попросили покинуть деревню, чтобы правительство могло построить там многоквартирные дома и превратить кампонг в туристическую зону. Через одиннадцать дней Акуариум был полностью разрушен — было снесено абсолютно все. Когда я приехал туда в марте 2017 года, спустя почти год после сноса, многие люди все еще жили там, в палатках или в импровизированных постройках. Пейзаж шокировал меня. Жители кампонга самостоятельно восстанавливали свои поселения. Они провели электричество, получили доступ к воде… Но в медиа это было представлено спорно: заявлялось, что виновато не правительство, а жители, поселившиеся в этом районе незаконно. Это был один из районов в Индонезии, по поводу которых шли постоянные дискуссии, — он стал предметом большого количества публикаций, включая статью в National Geographic. Многие неправительственные организации тоже помогали жителям.

Увидев это, я начал спрашивать себя: что такое дом? Обитателям кампонга Акуариум пришлось переехать, им пришлось самим создавать себе жилища. В Джакарте живут разные люди, и многие из них не знают, что происходит в этом районе. Но те, кого вынуждают переезжать, должны постоянно думать о том, что для них значит дом, ведь они хотят вернуть не только землю, но и душу, ощущение, родство — что-то не только видимое, но и невидимое. Вопрос, который я задавал людям, живущим в кампонге Акуариум, звучал так: «Что такое дом? Что такое идеальный дом?» Как правило, люди всегда находятся в движении, они не перестают двигаться. В Японии принято считать, что наша культура сформировалась в вакууме, но это не так. Всегда имелось множество связей, и на протяжении всей нашей долгой истории мы постоянно искали идеальный дом.

Целью моего проекта в кампонге Акуариум было задуматься о том, что именно делает дом идеальным. Многие из жителей кампонга отмечают День независимости Индонезии, организуют конкурсы, например состязания по поеданию на скорость. И пускай в Джакарте часто случаются политические конфликты, люди там любят повеселиться. Мне хотелось связать свое исследование политической ситуации с празднованием Дня независимости, так что я организовал новый конкурс. Получилось и развлечение, и художественный проект. Я ездил туда ежедневно на протяжении трех недель, и мы обсуждали буквально все. Жители собрали семь команд, каждая из которых создала модель воображаемого дома. Были «Дом на небесах», «Дом со сценой», «Складной дом»… «Дом на небесах» — мечта детей кампонга. По их словам, «если у нас будет дом на небе, никто не может прийти и разрушить его».

Перевод с английского Артема Морозова