Йен Нагоски — о том, как эмигранты меняли музыку Америки

Canary Records — лейбл, посвященный этнографии, коллекционированию и нерассказанным историям музыки. Его основатель и единственный участник Йен Нагоски уже больше десяти лет исследует и переиздает архивные записи этнических диаспор США. Основатель Ored Recordings Булат Халилов поговорил с ним о традиции, честности и влиянии иммигрантов на американскую культуру. Этим текстом мы начинаем новую серию публикаций о проекте Булата Global Zomia, который посвящен DIY-этнографии и неакадемическим инициативам, работающим с традиционной и локальной музыкой разных регионов мира.

Булат Халилов:Почему ты издаешь только неанглоязычную американскую музыку?

Йен Нагоски:Когда около 20 лет назад я начал слушать граммофонные записи, пластинки, которые я находил на барахолках, в подвалах и на чердаках, стоили очень дешево — от 10 центов до доллара. Они не представляли интереса для коллекционеров десятилетиями. Для них это был просто хлам. И тогда внимание на них обратил я. Со временем я понял, как важно рассказать об этих записях в контексте коллективной истории американской культуры. Из них по сути и состоим условные «мы». К тому же очень мало музыки иммигрантов когда-либо переиздавалось. 

Если же попробовать ответить совсем кратко, то я занимаюсь этим потому, что мало кто еще делает эту работу, а также потому, что нет никого с таким же, как у меня, восприятием мира.

БХ:Ты считаешь музыку, которую выпускаешь, экзотикой?

ЙН:Я определенно так к ней относился, когда начинал. Но со временем эта музыка стала мне привычной. Я владею только английским, так что полагаюсь на своих друзей и коллег, знающих другие языки, чтобы понять, что слушаю. Сейчас эти записи уже не кажутся мне экзотичными. Я вырос. Люди есть люди, и неважно, на каком языке они говорят. Помнишь слова, которые приписывают Луи Армстронгу: «Вся музыка — народная. Никогда не слышал, чтобы пела лошадь»?

Все эти записи научили меня очень многому. В частности — тому, как избегать экзотизации.

БХ:Ты интересуешься разными диаспорами, винилом и личными историями не меньше, чем самой музыкой. Но что важнее для тебя как для издателя — музыка или стоящая за ней история?

ЙН:Музыка. Я слышал много записей, с которыми были связаны интересные истории. Но если я не верю, что исполнитель говорит мне правду, если его стиль работы представляет из себя нечто абстрактное или стремится к респектабельности, то в этом нет глубокой искренности и не работаю с этим материалом. Жизнь коротка, и я хочу слышать музыку, которая звучит честно и живо. С этого все и начинается.

Музыка иммигрантов оказывала глубокое влияние на музыку Соединенных Штатов на протяжении XIX и XX веков. Разве в период с 1880 по 1950 год существовали более популярные танцы, чем вальс и полька?

БХ:Почему ты работаешь именно со старыми записями? Тебе нравится звук и эстетика «старины» или есть другие причины?

ЙН:Старые записи дешево стоят, и, кажется, никому другому они не нужны. Благодаря походам в библиотеку и музыкальный магазин в подростковом возрасте я узнал, что есть много чего прекрасного: истории, идеи, картины и звуки, о которых окружающие даже не слышали. Я сам узнавал, как и зачем люди создавали музыку — это было вдохновляюще.

БХ:Как ты оцениваешь влияние музыкальных традиций американских диаспор на этническую и кантри-музыку начала XX века?

ЙН:Музыка иммигрантов оказывала глубокое влияние на музыку Соединенных Штатов на протяжении XIX и XX веков. Разве в период с 1880 по 1950 год существовали более популярные танцевальные формы, чем вальс и полька? Они не были ни британскими, ни исконно местными. Их привезли с собой иммигранты из Пруссии и Австро-Венгерской империи. К примеру, Вилли Нельсона не было бы без более чем столетнего влияния австро-венгерских иммигрантов (в основном поляков), поселившихся в Техасе. А кого вообще можно назвать большим американцем, чем Вилли НельсонВилли НельсонКлассик американской кантри-музыки.?

Чтобы полноценно ответить на твой вопрос, придется дать сводный обзор разных волн иммиграции в США. В основном влияние происходило в скрытой форме. В течение последних 150 лет США требуют от иммигрантов немедленной и глубокой культурной ассимиляции, потому влияние часто не было явным. 

БХ:Продолжаешь ли ты следить за музыкальными традициями, существующими в современных диаспорах?

ЙН:Мне 42 года, и у меня двое детей. Лет 20 назад я был тусовщиком и слушал много новой музыки. Я страстно любил новую музыку — чем более идейной и радикальной она была, тем лучше. Теперь, в среднем возрасте, я слушаю новую музыку, только когда она сама приходит ко мне.

У меня нет особых этнических предпочтений. Как и многие американцы, я смутно осознаю свое этническое происхождение, оно очень мало для меня значит. Иногда кто-то говорит: «Ты должен послушать этого исполнителя». Или я узнаю, что коллега слушает что-то, чего я не слышал, и проявляю интерес. 

Около 20 лет назад я работал в компьютерной компании, где половина программистов были русскими. Они пригласили меня на выступление русских бардов. Я не понимал ни слова, но воспоминания остались приятные. Похожим образом в молодости мне посчастливилось побывать на выступлениях некоторых великих индийских исполнителей, потому что я вырос в регионе США с самым большим процентом выходцев из Индии. А недавно меня привели на выступление в общину понтийских греков.

БХ:Отсутствие этнической принадлежности дает тебе больше свободы? Или это, наоборот, создает преграды?

ЙН:С материнской стороны половина моих предков датчане, в конце XIX века они были фургонщикамифургонщикамиАмериканские поселенцы на Диком Западе часто перемещались в крытой повозке характерного вида — фургоне, ставшем одним из символов освоения этих территорий. в западных штатах. Я в курсе, что датская музыка наполнена глубоким поэтическим чувством, но она не произвела на меня большого впечатления, или я недостаточно хорошо с ней знаком. Мне рассказывали, что мой прадед-датчанин, которого я видел в детстве, как и я, очень любил песни Джимми РоджерсаДжимми РоджерсаПопулярный в конце 1920-х годов американский певец и музыкант, которого часто называют отцом кантри-музыки., играл на гитаре и пел. Другая половина моих предков по материнской линии — англичане. И те и другие протестанты.

Со стороны отца мои предки — католики: ирландцы и славяне из Пруссии. И у тех и у других богатые музыкальные традиции, достаточно хорошо представленные на американских записях начала XX века. В общем, мои корни связаны с разными волнами иммиграции XIX века, но это не так важно для моей идентичности и повседневной жизни, я не чувствую связи с «традицией».

Возвращаясь к твоему вопросу, я бы сказал, что есть преимущества и недостатки в том, что для этнических групп, музыку которых я изучаю, я чужак. Обычно люди добры и готовы помочь мне разобраться. При этом я в курсе, что они часто сами занимаются исследованием собственной музыкальной, культурной и социальной истории. Из-за этого моя деятельность иногда уместна, а иногда нет. Порой мной довольны, а порой считают вредителем. Я никогда не сталкивался с серьезными неприятностями — только с неодобрением, если кто-то посчитал, что я не знаю, о чем говорю. Часто так оно и оказывалось. Но я всегда выступаю с позиции, подразумевающей уважение и симпатию, а также стараюсь прилежно и всерьез устранять пробелы в своих знаниях.

Американских иммигрантов всегда принуждали к ассимиляции. Суть плавильного котла — порвать со своим языком и культурой и как можно скорее стать американцами. Плавильный котел — это конформизм

БХ:Давай сравним американские музыку и общество в XX веке и сегодня. На твой взгляд, сохраняются ли этнические идентичности или в этом плавильном котле все окончательно перемешалось?

ЙН:Еще недавно иммигранты в США покупали музыку на физических носителях. Записи иммигрантской музыки хорошо продавались в первые два десятилетия XX века. Импортные кассеты и CD оставались в широком доступе еще в 2000-е. Но уже примерно с 2007 года иммигранты, с которыми я общаюсь, говорят, что слушают «домашнюю» музыку в интернете на YouTube и других сайтах. Это означает, что у неиммигрантов остается все меньше возможностей прийти в магазин и купить записи на других языках, кроме английского. Думаю, это приведет к тому, что люди будут меньше взаимодействовать с миром музыки вне их этноязыковой среды. Но при этом есть шанс, что вы сядете в такси и африканский водитель поставит что-то интересное, а уже дома вы найдете множество записей этого исполнителя в интернете.

Не знаю. Все это очень запутанно.

Американских иммигрантов всегда принуждали к ассимиляции. Суть плавильного котла — порвать со своим языком и культурой и как можно скорее стать американцами. Плавильный котел — это конформизм. Обычно требуется одно-два поколения. Например, в семье, где выросла моя бабушка в 1930-х годах, было запрещено говорить на датском, хотя ее родители знали это язык.

Перекрестное опыление культур происходило и происходит во многом благодаря случайностям. Развитие глобальных коммуникаций вносит куда большие изменения в американскую культуру, чем волны иммигрантов из Азии и Африки за последние 50 лет. А также еда, как постоянная и универсальная потребность, в следующие 50 лет внесет куда больший вклад в культурное разнообразие Америки, чем музыка.

Америка очень сложная в этническом плане. И я даже не упомянул о наследии рабства, об очень запутанных взаимоотношениях культур белых и черных, об их смешении и разделении, что вообще является главным в идее о «нас» и о «них» внутри США. Трудно переоценить роль этой проблемы в общей картине американской культуры и идентичности.

БХ:В чем принципиальное различие между коммерческими записями традиционной музыки и записями фольклористов и этномузыковедов?

ЙН: В США те, кто издает коммерческие релизы, финансируют их из своего кармана и потому должны получать с них прибыль. Те, кто занимается академической деятельностью и получает финансирование от организаций, как правило, вообще не беспокоятся об издании. Но есть и исключения — редкие и заслуживающие внимания.

БХ:В научном сообществе проявляют интерес к твоему лейблу?

ЙН:Башня из слоновой кости редко проявляет интерес. Но я выступал в нескольких университетах. Думаю, ученые считают, что я серьезно и страстно увлечен своей деятельностью, но совершенно неспособен рассказывать о ней так гладко и профессионально, как это принято на научных конференциях. Это мое предположение. Меня уже год не приглашали где-либо выступить.

Я активно занимаюсь переизданием старых записей только последние десять лет, и лишь последние пять из них я делаю это на действительно серьезном уровне. Думаю, понадобится еще лет 20, чтобы моя работа была усвоена общественным сознанием, и поэтому я должен стараться изо всех сил. Так что если кто-то посмотрит внимательно, то увидит, что, несмотря на отдельные ошибки, в основе моей работы лежит искренность. 

БХ:Ты сталкиваешься с проблемами с авторским правом?

ЙН:Почти все, что я делаю, формально нелегально на территории США. Все потому, что местные нормы авторского права были установлены Disney и другими гигантами сферы развлечений. Эти драконовские законы гласят, что ни одна звукозапись, сделанная на территории Соединенных Штатов, не может выйти из-под их действия.

Таким образом, почти все, что было сделано и делается мной и такими же энтузиастами-любителями с 1950-х годов, автоматически становится пиратскими материалами, включая, например, переиздания великих блюзовых записей в 1960-х и «Антологию американской народной музыкиАнтологию американской народной музыкиЛегендарная компиляция, собранная экспериментальным кинорежиссером Гарри Смитом на основе собственной коллекции грампластинок 1920–1930-х годов. С нее началась эпоха возрождения американской фолк-музыки в 1950–1960-х.» Гарри Смита.  Часто бывает, что правообладатели давно забыли о своем материале. Крупнейшим звукозаписывающим компаниям США начала XX века нет никакого дела до греческого певца — иммигранта 1920-х годов. Так что я в основном вне поля их зрения. 

Распространение музыки в интернете показало, насколько устарели эти законы. Так что я не беспокоюсь об этом.

Мне доводилось переиздавать песни существующей по сей день звукозаписывающей компании или до сих пор живого артиста. В таких случаях я стараюсь поступать правильно: спрашиваю разрешения и отправляю им символическую сумму в 100–150 долларов. Я не хочу присваивать чью-то работу. Стараюсь относиться к этому внимательно. Как однажды сказал Боб Дилан: «Чтобы жить вне закона, ты должен быть честным».

БХ:Как ты относишься к использованию твоих релизов в экспериментальной музыке? Я имею в виду ремиксы, DJ-сеты и тому подобное.

ЙН:Я за. Kronos QuartetKronos QuartetЗнаменитый американский струнный квартет с сорокалетней историей. Известен своими версиями произведений из очень широкого диапазона музыкальных жанров. использовал две аранжировки песен, которые впервые переиздал я. И я этому рад. Все это помогает сохранить живую память об авторах и их музыке. 

Одна из моих любимых певиц — армянская иммигрантка Забель ПаносянЗабель ПаносянАрмянская певица, иммигрировавшая в США в конце XIX века и позже записавшая там ряд песен на армянском, популярных в диаспоре. — написала в 1920-х годах пьесу о своей встрече с великим композитором и этномузыковедом Комитасом ВардапетомКомитасом ВардапетомЛегендарный армянский композитор, развернувший в начале XX века масштабную работу по сохранению армянского музыкального наследия. Именно благодаря ему эти традиции не были утрачены. в тюремной психбольнице. Паносян обожала его и исполняла многие его песни, а при встрече задала лишь один вопрос: «Можно ли исполнять ваши песни, написанные для хора, сольно?» Он ответил ей: «Дитя мое, если ты знаешь песню, то можешь исполнять ее как тебе захочется».

Перевод с английского Александра Захарова. При подготовке материала использовалось интервью Олега Соболева с Йеном Нагоски для журнала «КРОТ».