Гранты CCA на исследования катарской культуры

Cultural Creative Agency, EastEast.World и EastEast Paper объявляют прием заявок на участие в грантовой программе для независимых российских исследователей в области культурологии, антропологии, философии, социологии, современного искусства и смежных дисциплин. Кандидаты приглашаются к изучению явлений катарской истории и культуры, таких как кочевничество, устная традиция, архитектура меджлиса, жемчужный промысел, исламский орнамент и любые другие (приветствуются собственные темы участников). Цели грантовой программы: предложить новое прочтение катарского нематериального наследия, придав ему современное звучание и поместив в актуальный теоретический дискурс; выявить неожиданные параллели, аналогии и точки кросс-культурного диалога между странами Востока; за счет архивной работы, обмена знаниями со специалистами и студентами и во время поездки в Катар собрать уникальный материал, предложив новые способы репрезентации восточной культуры.

Пять победителей конкурса посетят Доху и ее окрестности (все расходы на путешествие покроет CCA) для написания эссе и сбора визуальных материалов, которые будут опубликованы в сотрудничестве с EastEast.World или EastEast Paper. Каждый победитель получит гонорар за выполнение работы в размере 70 000 рублей. При необходимости победители также получат техническую поддержку: услуги переводчика, консультации арабиста, помощь фотографа или оператора в подготовке визуального материала, дизайнера для создания инфографики и так далее — в зависимости от требований их исследований.

МЕТОДОЛОГИЯ

Мы приветствуем междисциплинарные подходы и оригинальные авторские высказывания, которые совмещают в себе как традиционную для академии методологию (эстетика, исследования культуры, критическая теория, психоанализ, постколониальная теория, критические исследования наследия и т. д.), так и современные подходы (постгуманизм, акторно-сетевая теория, глубокая история, цифровые гуманитарные науки, философия видеоигр и т. д.). Мы осознаем ограниченность таких методов, как этнография или культурный туризм, и предпочитаем антиориенталистские, постколониальные и деколониальные подходы.

Каждое описание предлагаемых тем сопровождается списком рекомендованной литературы, куда входят как исторические исследования, так и публикации на отвлеченные темы. Последние скорее указывают на возможное методологическое направление, но ни те ни другие не обязательны к прочтению и использованию. Более того, разрешается изменять предметы исследования и предлагать другие темы.

ФОРМАТ

Результатом исследования станет небольшое академическое или художественное эссе, содержащее как анализ конкретных ситуаций и примеров из практики, так и авторскую интерпретацию. Также оно может включать элементы полевого исследования, диалоги с реальными людьми, описания мест и объектов. Мы приветствуем свежий взгляд, неожиданные высказывания, новые стратегии и необычные интеллектуальные ходы.

КРИТЕРИИ ОТБОРА

По нашему мнению, исследователь — это проводник среди разнообразных дискурсов (гуманитарные науки, естествознание, история искусства и т. п.), который соединяет личные нарративы, документальную историю объектов и теоретическую интерпретацию, а также видит процессы в их тотальности вне географических границ. Мы приглашаем независимых исследователей из России, которые не обязательно связаны с какой-либо академической институцией. Обучение в бакалавриате и магистратуре, опыт написания диссертации или другая научная подготовка приветствуется, но не является обязательным требованием. Тем не менее каждого участника мы просим прислать список предыдущих публикаций, а также небольшой фрагмент текста, написанного в схожей стилистике. Представители кураторской группы CCA, а также редакций EastEast.World и EastEast Paper отберут пятерых победителей. Критериями отбора послужат оригинальность авторской позиции, продуманность визуального содержания, а также подробность технической спецификации поездки и исследования. Оценивая качество заявок, мы также учтем собственные возможности для поддержки участников при подготовке, сопровождении и публикации материалов. Победители будут объявлены в декабре 2020 года.

УЧАСТИЕ

Чтобы принять участие в конкурсе, каждый кандидат должен прислать CV, список ранее опубликованных работ, фрагмент текста в схожей стилистике, а также описание проекта. Оно должно включать: общую идею исследования (около трех абзацев), предварительный список литературы (пять книг и эссе), список возможных визуальных или других наглядных материалов, которые сопроводят текст, а также, в случае необходимости, запрос на  оказание помощи как в России, так и в Катаре. Заявки принимаются по адресу researchgrants@qatarrussia.ru по 15 ноября 2020 года.

Если у вас остались вопросы, то по ссылке можно найти небольшой FAQ и памятку с основными требованиями. Подробнее об условиях участия, сроках и регламенте конкурса можно узнать в положении.

ПРЕДЛАГАЕМЫЕ ТЕМЫ

Добыча жемчуга

До 1930-х годов катарская экономика во многом зависела от добычи жемчуга. Глобальная цепочка поставок действовала за счет западных (в том числе русских) царских семей и аристократии, которые были поражены красотой созданных моллюсками драгоценностей. Когда японские инженеры изобрели их искусственный эквивалент, вся экономическая система Аравийского полуострова изменилась, а тяжелый труд ловцов жемчуга стал частью истории.

Природа, создавая эти сокровища, конечно, не преследовала никаких художественных целей, образование жемчуга — лишь средство защиты против болезненного внедрения песка. Таким образом, вся эта экономика, основанная на добыче жемчужин, не может рассматриваться в отрыве от эстетики, биологии, человеческой анатомии и инженерной мысли. Более того, дегуманизирующий труд добытчиков жемчуга был эстетизирован такими известными философами, как Ханна Арендт и Вальтер Беньямин, которые обозначали им принятие условия фрагментированного прошлого.

Возможные вопросы для исследования: каков опыт жемчужницы и производимой ею жемчужины как акторов в глобальных многовидовых сетях? как добыча жемчуга развивались в России? какие эстетические, экономические и природные силы пересекаются в этом феномене?

Предлагаемая литература: Robert A. Carter «Sea of Pearls: Seven Thousand Years of the Industry that Shaped the Gulf; Dionisius A. Agius «Seafaring in the Arabian Gulf and Oman»; Hannah Arendt «The Pearl Diver» (essay on Walter Benjamin); Anna Tsing «The Mushroom at the End of the World»; Hermann Rahn, Tetsuro Yokoyama «Physiology of Breath-Hold Diving and the Ama of Japan»; Ian Simpson «Concern Amid the Oysters as Pearling is Honoured: Nature and the Environment in Heritage Practice».

• 
• 
• 
• 

Меджлис

Меджлис — это уникальный вернакулярный элемент архитектуры Катара и некоторых других арабских стран: пространство частной постройки, предназначенное специально для посетителей. Он играет ключевую роль как в исламской, так и в секулярной культуре. Например, это пространство связывает поколения: молодые общаются здесь со старшими. Более того, меджлис может быть понят как дистрибутивный парламент, рассредоточенный по городу. При отсутствии аналога в западной системе политической репрезентации, он представляет собой удивительный гибрид между частным и публичным, личным и политическим.

Возможные вопросы для исследования: каковы отношения меджлиса с другими формами традиционных собраний: агорой, думой, парламентом? как мы можем интерпретировать меджлис в контексте философского понятия гостеприимства?

Предлагаемая литература: Ibrahim Jaidah, Malika Bourennane «History of Qatari Architecture»; Ahmed Hamid «Hassan Fathy and Continuity in Islamic Architecture: The Birth of a New Modern»; Jacques Derrida «Hospitality»; Hisham Mortada «Traditional Islamic Principles of Built Environment».

Кочевничество

Как и другие бедуинские культуры, донефтяной Катар был территорией, по преимуществу населенной кочевыми племенами. В прогрессивистском дискурсе не имеющие подданства кочевники обычно воспринимаются как уступающие поселенческим культурам. В современном глобализированном мире — с туристической индустрией, «биеннализацей» искусства, трудовой миграцией и бесконечными цепочками поставок — мобильность и отсутствие принадлежности к месту стали, наоборот, превозноситься. Расхожие понятия вроде «цифровых кочевников» романтизируют это явление, некритично и антиисторично перенимая его. На самом деле многие реально существующие кочевники прекрасно знакомы с современными технологиями, а некоторые работают в туристической индустрии, последовательно конструируя свою идентичность под взглядом другого.

Русская история имеет особые отношения с кочевыми культурами. Если Древняя Русь подверглась влиянию контролировавших ее кочевников (монголо-татарское иго), то Российская империя пыталась ассимилировать кочевников при захвате территорий Центральной Азии. Любопытно, что сегодня в постсоветских странах мы видим возвращение к кочевничеству как постколониальной практике. В академической культуре продолжают существовать такие проблематичные сферы исследований, как кочевниковедение (номадистика).

Возможные вопросы для исследования: что значат слова «глобальный», «племенной», «локальный», «принадлежность» для кочевой культуры? в чем различие между поселенческим и кочевническим отношением к экологии? что может быть продуктивно использовано, а что нам следует рассматривать лишь метафорически? какова позиция исследователя из России в этом сложном вопросе? какова может быть идентичность современного кочевника, находящегося под влиянием глобальной туристической индустрии? что значит сегодня для кочевника путешествовать, свободно пересекая границы?

Предлагаемая литература: Modesta Di Paola (ed.) «Cosmopolitics and Biopolitics. Ethics and Aesthetics in Contemporary Art»; Walter Benjamin «Charles Baudelaire: A Lyric Poet in the Era of High Capitalism»; Kamal Boullata (ed.) «Belonging and Globalisation: Critical Essays in Contemporary Art & Culture»; Lila Abu-Lughod «Veiled Sentiments: Honor and Poetry in a Bedouin Society».

• 
• 
• 
• 

Устная традиция (сторителлинг)

Как в западных, так и в восточных странах устную традицию вытеснило печатное слово — после изобретения станка Гутенберга и появления метажанра буржуазного романа. Катарская поэзия не стала исключением и пережила нечто похожее в прошлом столетии, когда импорт новых литературных жанров привел утрате значения традиционной поэзии — набати. Однако устная традиция по-прежнему играет важную роль во многих арабских странах, включая Катар, где она является важной частью недокументированной истории. Нечто подобное можно сказать и о наследии Николая Лескова, который, согласно Вальтеру Беньямину, был последним представителем сказовой традиции. Сегодня новые медиа и средства коммуникации дают возможности для переизобретения устной традиции (например, ASMR-стримы и онлайн-трансляции), в то время как идея сторителлинга, как утверждают некоторые теоретики, была коммерциализирована и кооптирована корпорациями и менджерским этосом.

Возможные вопросы для исследования: как роль голоса может быть оживлена в текстуальной и преимущественно визуальной культуре? в чем различие и сходство между ролями рассказчика, например в арабской культуре, у Лескова или же в московском концептуализме? как можно соотнести восточную устную традицию с западным логоцентризмом, и в частности с российским литературоцентризмом?

Предлагаемая литература: Walter Benjamin «The Storyteller: Reflections on the Works of Nikolai Leskov»; Мария Чехонадских «Форма искусства как опосредование: история и устное повествование до и после концептуализма»; Christian Salmon «Storytelling: Bewitching the Modern Mind»; Bryan Alexander «The new digital storytelling: creating narratives with new media»; C. G. Campbell «Tales Arab Tribes».

Орнамент (арабеска)

Обильное использование каллиграфических, геометрических и абстрактных растительных узоров характеризует исламское искусство. В русской культуре орнамент также играл важную роль, например в разнообразных ремеслах вроде производства тканей, в традиционной деревенской архитектуре, где с его помощью украшали оконные наличники, и даже в декоративных экспериментах советского авангарда 1920-х годов. Однако в западной модернистской традиции он был обесценен: в знаменитом эссе Адольф Лоос сравнил его с преступлением. Тем не менее можно утверждать, что орнамент вернулся в современный дизайн и мировую архитектуру на рубеже XX–XXI веков. Более того, некоторые теоретики, обращаясь к неразрывности восточной и западной эстетики, утверждают, что искусство новых медиа и исламский орнамент объединяет невидимый слой — цифровой код в первом случае и слово Корана во втором.

Возможные вопросы для исследования: в чем сходство и различие между русской и катарской орнаментальными традициями? какова роль орнамента в современной эстетике и исследованиях новых медиа? в чем сходство и различие между орнаментами, встречающимися в традиционной культуре Катара и России?

Предлагаемая литература: Adolf Loos «Ornament and Crime»; Laura U. Marks «Enfoldment and Infinity An Islamic Genealogy of New Media Art»; Titus Burckhardt «Art of Islam. Language and Meaning»; Oleg Grabar «The Mediation of Ornament»; Farshid Moussavi, Michael Kubo «The Function of Ornament»; Antoine Picon «Ornament: The Politics of Architecture and Subjectivity».